Глава XVI (2)

Интриги немецкого духовенства против св. Мефодия. Ссылка и тюремное заключение св. Мефодия. Отношение пап к деятельности апостолов славян.

Три дня совершалось славянское богослужение и пение: сначала в церкви св. апостолов Петра и Павла, на следующий день – в церквах Петронелли и св. Андрея, наконец, с особенной торжественностью, у гроба св. Павла¹ при участии епископа Арсения и римского библиотекаря Анастасия. Таким образом, у гроба первых апостолов христианства происходило, во имя общей религиозной идеи, объединение людей, без различия народности и речи.

Год с лишним длилось пребывание славянских апостолов в Риме. Папская столица, убедившись в их благочестивой жизни, ознакомившись с правилами и личным характером новых апостолов, хотела привлечь их на свою сторону и получить через них возможно большие выгоды. Старшего из братьев, Мефодия, папа назначил митрополитом славянской Церкви, младший, Константин, должен был быть епископом и помощником брата. Но Константин заболел и, предчувствуя близкий конец жизни, постригся в монахи, приняв имя Кирилла. Потерявший силы, святой муж говорил Мефодию: “Вот, брат, были мы упряжным скотом, пашущим одну борозду, я падаю на гряде и оканчиваю свои дни; хотя ты очень любишь гору, но ради этого не бросай апостольства, — ведь через него ты можешь спастись”. Наконец, после 50 дней болезни, святой муж скончался в Риме 14 февраля 869 года, 42 лет от роду.

По смерти брата, которому папа велел устроить похороны с такой пышностью, какая полагалась только самому папе, Мефодий говорил папе: “Святой отец! Когда мы покидали родную землю, чтобы посвятит себя делу, которое мы с Божьей помощью совершили, то наша мать, заливаясь слезами, молила, чтобы, в случае смерти одного из нас на чужбине, оставшийся в живых привез тело умершего в монастырь для приличного его там погребения. Пусть же твое святейшество позволит мне исполнить мою обязанность и сдержать обещание, чтобы не оказалось, что я сопротивляюсь мольбам и заклинаниям матери”. Тронутый такой просьбой и принимая во внимание важность ее значения, папа Адриан II спросил совета у кардиналов, епископов и достойнейших людей. Римская курия и римские нобили доказывали папе, что не годится лишать Рим и церковь мощей столь знаменитого мужа из славянского племени, ко гробу которого эти народы будут совершать многочисленные паломничества, а следует с большим почетом похоронить его в Риме. Снисходя к желаниям курии, папа сказал Мефодию: “Мне дано развязывать присяги и всякие обязательства на земле, поэтому я освобождаю тебя от исполнения данного матери обещания, так как по Божью вдохновению мы признаем необходимым похоронить бренные останки монаха Кирилла в церкви св. Петра, устроив ему не менее приличное погребение, чем то, которое ему устроила бы его мать, так как он будет похоронен в могиле, которую я приготовил для себя”. Но Мефодий просил, чтобы останки были погребены в церкви св. Климента, мощи которого св. Кирилл с большой заботливостью доставил в Рим. Склонившись на просьбу Мефодия, папа приказал останки св. Кирилла, уже лежавшие в мраморном гробу, похоронить в церкви св. Климента, с правой стороны алтаря. Погребение произошло в присутствии римского и греческого духовенства с пением псалмов и гимнов, с зажженными свечами и кадильницами и вообще с такой пышной торжественностью, какая следовала только самому папе².

С этих пор принятое в монашестве имя Кирилла распространилось по свету, и под этим именем незабвенный во века изобретатель славянского письма Константин славен по всей славянской земле.

По смерти первоучителя славян Кирилла, Мефодий должен был один нести тяжесть начатого вместе с братом великого дела. Блятненский князь Коцел обратился к папе с просьбой прислать ему Мефодия. “Не только тебе одному, — сказал папа Адриан II, — но вместе с тем и всем славянским странам посылаю его, как учителя от Бога и святого апостола Петра”. И он послал Ростиславу, Святополку и Коцелу следующее письмо: “До нашего сведения дошли такие относительно вашей веры поступки, которых мы ради вашего спасения от вас с нетерпением и молитвой ожидали. Бог вдохновил ваши сердца, что вы Его ищете, и показал вам, что не только верой следует служить Богу, но и добрыми деяниями. Ибо вера без дел мертва есть, и Бог отвергает тех, которые исповедуют Его словами, а поступками отрекаются. Вы просили об учителе не только у этой епископской столицы, но также и у правоверного императора Михаила. Вот он послал вам благословенного философа Константина с братом, прежде чем мы могли это сделать (до этого времени никто из славян не обращался к папе с просьбой об этом). Они же, узнавши, что ваши страны принадлежат апостольской столице (sic), не хотели ничего делать против церковного устава, но пришли к нам, неся мощи св. Климента. Тогда мы, охваченные тройной радостью, постановили, испытав Мефодия, посвятить его вместе с учениками, как нашего сына, и послать в ваши страны, потому что это муж умный, совершенный и правоверный, чтобы вас научал, как вы просите, составляя в полном объеме на вашем языке книги для всякого церковного обряда, для обедни или Божьей службы и крещения, как уже, по милости Божьей и молитве св. Климента, начал философ Константин. Если же бы и кто либо другой мог вас надлежащим образом и правоверно научать, то пусть его учение будет освящено и благословенно Богом, нами и всей католической и апостольской Церковью, чтобы вы легко привыкли к заповедям Божиим. Этот же единственно сохраните обычай: пусть во время обедни сначала читают апостол и Евангелие по-латыни, а потом по-славянски. Так исполнятся слова святого Павла: “Хвалите Господа все народы”, а в другом месте: “все начали славить великие дела Бога на различных языках, на каких позволял им говорить Дух Святой”. Если же кто либо из пришедших к вам учителей или их учеников, отклоняясь от истины и вводя в заблуждение, отважился бы смущать вас поучая иначе, хуля книги на вашем языке, тот пусть будет отлучен и отдан под суд Церкви, пока не исправится. Ибо такие суть не овцы, но волки: по их плодам вы узнаете их и берегитесь. Вы же, дорогие дети, поймите Божие учение и не отвергайте церковных заповедей, чтобы сделаться истинными почитателями Божьими, Отца нашего небесного и всех святых³“.

Этим письмом Адриан II, заявляя притязание на то, что славянские земли Паннония и Моравия принадлежат апостольской столице, уничтожал домогательство зальцбургского и пассавского епископов, которые, пользуясь поражением аваров Карлом В. в 796 г., присваивали себе право на присоединение к своим епархиям славянских земель, единственно на основании императорского позволения, но без согласия папской столицы. Поэтому, вследствие упомянутого письма, князья моравский и блатневский могли на законном основании устраивать в своих владениях иерархию славянского исповедания, не обращая внимания на притязания баварсквх епископов.

Отправившись к Коцелу и поселившись в салаварском замке, Мефодий поучал народ на понятном ему языке. На славянские богослужения собиралось много народа, а латинские церкви оставались пустыми. Пораженный блистательным успехом Мефодия, а главное – беспокоясь о своих доходах, салаварский настоятель, архипресвитер Рихвальф, поспешил к архиепископу Адальвину с жалобой, “что какой то грек Мефодий” взбунтовал его паству и возбудил в ней отвращение к латинскому богослужению. Адальвин тотчас же пожаловался королю Людовику на нарушение архиепископских прав, доказывая, что в продолжение 75 лет зальцбургские епископы ненарушимо пользовались пожалованными им монархами правами в Каринтии и Паннонии, а теперь эти права нарушает какой то грек Мефодий, изобретатель славянского письма, которое он распространяет среди народа и употребляет при богослужения вместо латинского языка и римского учения.

Более всех епископов заинтересованный в этом вопросе, зальцбургский архиепископ Адальвин созвал немецкий духовный собор; для того же, чтобы придать собору больший вес в иметь сейчас же исполнителя приговора, он пригласил короля Людовика немецкого, который в октябре 871 г. прибыл из Франкфурта в Баварию.

Не знаем, каким образом Мефодий явился на собор: добровольно или был приведен насильно, ибо действия этого собора, как мы увидим ниже, позволяют делать наихудшие предположения. Не знаем также, в каком именно городе происходил этот собор. Целью собора было расследование деятельности Мефодия, обвиняемого в незаконном проповедовании в зальцбургской епархии, а поводом к призванию его на собор служили обвинения, выставленвыя анонимным писателем в сочинении “de conversione Bojoariorum et Carantanorum”. Собравшиеся в присутствии короля: архиепископ зальцбургский Адальвин, епископы пассавский Гермарин и фрейзиганский Аннон спрашввали Мефодия: “Почему ты поучаешь в нашем уделе?” На это он им сказал: “Если бы я знал, что это ваш удел, то далеко обходил бы его, но он удел святого Петра. Поистине если вы, побуждаемые гордостью и алчностью, вопреки церковным уставам, нарушаете старые наделы, препятствуя Божьему учению, то берегитесь, чтобы вы, как бы стараясь пробить железную гору черепом, не пролили своих мозгов”. Немцы же сказали: “ты говоришь зло, и злом для тебя кончится”. А Мефодий ответил: “я не побоюсь говорить правду и пред императорами, вы же делайте со мною, что угодно, — ведь я не лучше тех, которые, говоря правду, окончили жизнь в разных мучениях”. Так жизнеописатель Мефодия рисует диспуты собора, добавляя, что когда немецкие епископы в долгих прениях не могли опровергнуть ответов Мефодия, король неожиданно сказал: “не утруждайте моего Мефодия, потому что он вспотел уже как бы у печи”. “Да, государь, — ответил Мефодий, — некоторые люди, встретив однажды вспотевшего философа, спросили его: «чего потеешь?” Он им ответил на это: — “я спорил с грубиянами”. Судьи, поняв смысл этих выражений, осудили Мефодия на изгнание. “И был он сослан в Швабию, где его держали в заточении два с половиной года”.

Суд над Мефодием и заточение его в тюрьму случились в то время, когда князь Ростислав, изменнически уведенный в Баварию, угасал в тюрьме, а князь Святополк, сбитый с толку немцами, проживал среди них, изменив отечеству.

После заключения в тюрьму закованного в кандалы Мефодия, немецкие епископы послали в Моравию и Паннонию множество немецких священников, которые принуждали народ к латинскому исповеданию, к покорности немецким епископам и к платежу дани священникам, которых славянский народ не понимал и не терпел. Поэтому Моравы взбунтовались, изгнали всех немецких священников, уведомили папу о заключении в тюрьму Мефодия, прося освободить его и прислать к ним в качестве епископа, следующими словами: “Как некогда отцы наши приняли крещение от св. Петра, так дай нам теперь Мефодия архиепископом и учителем⁴.” В Риме хотя уже и было известно о ссылке Мефодия в Баварию, но о жестоком с ним обращении доходили только глухие известия, ибо немецкие епископы искусно скрывали пред светом свои преступления. А когда спросили пребывавшего в Риме фрейзингенского епископа Аннона о деле Мефодия, Аннон нагло отговаривался, что не знает его, между тем как сам был зачинщиком, вдохновителем и даже исполнителем всевозможных мучений, которым подвергали Мефодия немецкие епископы.

Дряхлый Адриан II не мог справиться с немецкими епископами, но, к счастью славян, он вскоре умер и был заменен папой, именуемым Иоанном VIII (папесса Иоанна).

Через четыре месяца после занятий папской столицы (14 декабря 872 г.) папа, именуемый Иоанном VIII, напомнил зальцбургскому архиепископу Адальвину, чтобы он вернул Мефодию незаконно отнятую у него епископскую кафедру, так как римский двор желает, чтобы христианская вера в славянских землях была проповедуема на народном языке. Затем, тот же папа, симпатизирующий грекам, вследствие сопротивления баварских епископов, решился вдруг на такой энергичный поступок, какого, конечно, эти епископы не ожидали.

Летом 873 г., отправляя алкопского епископа Павла в качестве легата к королю Людовику, Святополку и баварским епископам, папа поручил ему отправиться прежде всего ко двору Людовика и домогаться возвращения папе Паннонской епархии, которая, вследствие войн, на некоторое время была оторвана от римского управления. С архиепископом Адальвином и пассавским епископом Германрином легат должен был поговорить о необходимости возвращения Мефодия в епархию, лишенную в продолжение трех лет своего пастыря. Если бы, однако, епископы оказали сопротивление, то легат должен был сказать: “Вы без канонического постановления осудили епископа, посланного апостольской столицей, заключили его в тюрьму, били по лицу, оторвали от священных обязанностей, выгнали его из столицы три года тому назад, так что он в течение 3-х лет через многих послов и письмами взывал о помощи к апостольской столице. Вы недостойны приступить к суду, которого вы постоянно старались избежать, а теперь без суда в апостольской столице приносите лицемерные жалобы. Я к вам послан для того, чтобы устранить вас от службы Божьей на столько времени, на сколько вы лишили возможности этого достойного уважения человека исполнять священные обязанности, и чтобы он пользовался вверенным ему епискомским званием без помехи и препятствий столько же времени, сколько он по милости вашей был лишен его. Только потом, если имеете что против него, придите и перед апостольской столицей будут выслушаны обе стороны. Потому что это есть спор между епископами и было бы неприлично, если бы над ними был судьей кто либо кроме папы”.

В августе 873 г. пaпa писал Германрику: “Полагаем, что для оплакивания твоей злости хватило бы разве потока слез пророка Иеремии. Твоя наглость превысила не только ярость какого-либо епископа, но и светского тирана, даже звериную свирепость, когда ты брата и соепископа своего Мефодия терзал тюрьмой, в продолжение долгого времени; ты мучил его под открытым небом на ужаснейшем холоде и снеге, и, сверх того, оторвавши его от управления вверенной ему Церковью, до такой степени дал свободу жестокости, что когда Мефодий был привлечен на собрание епископов, ты хотел его бить лошадиной плетью, но другие до этого не допустили. Разве эти деяния достойны епископа”? К этим суровым выговорам Иоанн VIII добавил, что он лишает Германрика права богослужения и отлучает его от общения с духовенством.

14 сентября 873 г. Иоанн VIII писал Аннону: “Твоя наглость и смелость пробивает не только облака, но и самые небеса. Ты присвоил себе права апостольской столицы и, как будто какой нибудь патриарх, присвоил себе власть суда над архиепископом и — что еще хуже-ты обходился с братом своим архиепископом Мефодием, посланный апостольской столицей проповедовать среди язычников, скорей как тиран, чем как духовное лицо. Когда он, поистине на основании святых канонов, домогался того, чтобы стать пред судом римской столицы, ты его до этого отнюдь не допустил, но вместе с покровителями и сотоварищами своими объявил над ним приговор, устранил от службы Божьей и заключил в тюрьму. Сверх того, ты, именуясь пастырем и подчиненным столице св. Петра в том, что касается управления Церковью в Германии, не прислал нам никакого известия о заключении в тюрьму и об угнетении названного брата и соепископа, и более того – нашего посла, о котором мы имели необычайное попечение; когда же ты в Риме был спрошен об этом нашими прелатами, ты ложно утверждал, будто его вовсе не знаешь, между тем как ты был в то же время подстрекателем, вдохновителем и даже исполнителем всевозможных мучений, которые позволили себе твои соучастники по отношению к нему”. При этом папа добавил, что если Аннон не прибудет в Рим в течение августа месяца, то он будет отлучен от причастия на столько времени, сколько будет продолжаться его упрямство и непослушание папе.

Миссия легата Павла совпала именно с тем временем, когда имя Святополка гремело славой его побед, а моравы изгоняли немецких священников и рассылали славянских миссионеров к лехам. Сообразно с этими обстоятельствами Иоанн VIII поручил Павлу, чтобы он вместе с Мефодием отправился к Святополку, а не к Коцелу, как ошибочно гласит предание⁵.

Когда именно Мефодий был выпущен из немецкой тюрьмы, мы не знаем, но можно предполагать, что при заключении союза в Форгейме весной 874 г. не могла не быть принята во внимание миссия легата Павла. Итак, если не ранее, то в начале 874 г. Мефодий, прибыв в Моравию, занял епископскую кафедру в Велеграде, и “с этого времени стала сильно распространяться православная вера, число постригшихся⁶ увеличивалось во всех городах, а язычники начали верить в истинного Бога, отрекаясь от своих заблуждений. Моравское государство начало расширяться во все стороны и без греха побеждать своих врагов⁷.”

Но немецкие епископы, видя, что навсегда теряют десятины от славянских народов, стали вновь подстрекать против Мефодия Святополка, потакая этому грубому и склонному к разврату князю; они убеждали Святополка, что Мефодий будто бы распространяет схизму, и распускали слухи, будто папа отнял у Мефодия управление Церковью, поручив власть немецкому духовенству⁸. Наконец, немецкие епископы жаловались, что Мефодий нарочно употреблял в богослужении и проповедях варварский славянский язык, чтобы тем легче распространять заблуждения, которыми была заражена большая часть греков.

В виду подобных интриг, Святополк, усомнившись в правоверности Мефодия, послал священника Иоанна, славянина из Венеции, чтобы он испросил у Иоанна VIII расследование дела.

Хотя папа Иоанн VIII знал лично Мефодия и окончательное разделение Церквей на восточную и западную еще не произошло, но, придавая значение жалобе немецкого духовенства и желанию князя Святополка, он пригласил моравского архиепископа немедленно явиться в Рим и оправдаться во возводимой на него клевете. послушный велениям папской столицы, Мефодий в обществе данного ему чиновника моравского князя Жижмона отправился в Рим в конце 879 г. В июне 880 г. папа писал Святополку: “Признав Мефодия правоверным во всех церковных учениях и основах, отсылаем его к вам для управления вверенной ему Богом Церковью и приказываем, чтобы вы его, как истинного пастыря, приняли с подобающей честью, почтением и радушием, потому что силою нашей апостольской власти мы подтверждаем его епископский сан. Мы приказываем, чтобы все священники, диаконы и всякого рода духовные славяне, или какого либо иного происхождения, которые могут находиться в пределах твоего государства, были во всем послушны и подвластны нашему брату, вашему архиепископу. Славянское письмо, изобретенное некогда св. Константином Философом, рекомендуем для прославления Бога и пусть на этом же языке будут возглашаемы молитвы и дела Христа, так как святое Писание поучает хвалить Господа не только на трех, но на всех языках. Нисколько не противоречит истинной вере ни учению Церкви ни совершение святого богослужения на славянском языке, ни чтение на этом языке Евангелия, хорошо переведенного, ни равным образом пение разных стихов из священного Писания Ветхого и Нового Завета, вместе с этим во всякие часы во всякое время петые, так как Тот, Который сотворил три главные языка: еврейский, греческий и латинский, сотворил и все другие языки в честь и славу Свою. Также приказываем во всех церквах вашей земли, для большей ясности, читать евангелие сначала по-латыни, потом по-славянски, громко, в присутствии народа, непонятные же латинские выражения объяснять как в какой церкви надлежать будет. А если тебе (Святополку) и твоим приближенным более, понравилась латинская обедня, мы повелеваем, чтобы исключительно для тебя была совершаема латинская обедня”.