2. Русь святого Владимира

По данным историка С.М.Соловьева

В 988 г. князь Владимир Святославович принял крещение после долгих колебаний. Как повествуют летописи, крестился он в г. Корсуни (греч. Херсонес) и, таким образом, южное побережье Крыма, с древних веков получившее христианство, прославилось навеки. Оттуда Владимир проследовал в столицу вместе со своей супругой, греческой царевной Анной, и греческим духовенством Корсуни, перенося мощи свв. Климента и Фивы, а также церковную утварь. Велев уничтожить идолов, в первую очередь Перуна, которого, привязав к конскому хвосту, сбросили в Днепр, Владимир решил крестить киевлян. Это таинство было совершено в присутствии князя и княгини на берегах Днепра греческими священниками. Язычники — мужчины, женщины и дети — толпами погружались в воду и крестились. На месте, где возвышался идол-Перун, Владимир выстроил храм Трех Святителей, а там, где идол был брошен в Днепр, позже был построен Выдубицкий монастырь. Там, где, по преданию, св. ап. Андрей водрузил на горах крест, возник храм св. Андрея Первозванного¹. Памятник св. Владимиру был поставлен против того места, где крестился народ: Владимир изображен молящимся, держа в левой руке крест, а у подножья памятника отлиты сцены крещения.

Это важнейшее событие, положившее начало русской культуре и явившееся решающим фактором распространения православной веры с Востока Европы до Азии, за последние десятилетия дало повод некоторым кривотолкам. Появились авторы, пожелавшие злонамеренно умалить роль Византии и, вопреки истории, приписать заслугу Крещения Руси и установления в Киеве православной иерархии не грекам, а болгарам, а именно Охридскому болгарскому патриархату. Эти авторы пытаются изобразить св. Владимира оппортунистом, желавшим, прежде всего, независимости, а поэтому выбравшим вовсе не греческую, а болгарскую юрисдикцию. Действительно, подобный случай имел место в истории, но до Владимира, с болгарским князем Борисом.

Как было нами сказано в первой части (см. ч. I, гл. III, § 2), крещенный при патриархе Фотии князь Борис (Михаил), под влиянием латинских интриг, воспользовался юрисдикционными спорами между Римом и Византией, чтобы потребовать от патриарха независимой иерархии для своей новокрещеной страны и царского титула для себя. Получив отказ, в августе 866 г. он отправил послов одновременно в Рим и Регенсбург, т.е. к папе Николаю I и к германскому императору Людовику II. Как известно, папа немедленно же послал ему епископов и проповедников, ставших вытравлять все сделанное в Болгарии греческими священниками Фотия. Введенные там новшества и лжеучения были в 867 г. осуждены в Константинополе четырьмя патриархами, а Николай I был предан анафеме и низложен. Эта строгая мера, а также отказ и папы признать независимость болгарской кафедры, заставили Бориса одуматься и уже в 870 г. его послы вновь запросили Византию о возврате Болгарии греческой юрисдикции, вследствие чего Борису были посланы из Константинополя епископы. С тех пор, несмотря на политические осложнения, Болгария пребывала православной, а епископы ее подчинялись греческому патриарху вплоть до 1017г., когда Болгарская Церковь была признана автокефальной. Следовательно, в то время, когда св. Владимир собирался креститься, ни о каком “Болгарском патриархате” не могло быть и речи.

Что же касается волжских болгар, соседей Киевского Государства, по словам летописца, предлагавших Владимиру в 986 г. перейти в их веру, то они были магометанами. Значит, речь могла идти только о западных болгарах, но было бы абсурдно предполагать, что Охридская епархия сочла бы канонически возможным дать в 988 г. Киеву независимую от Византии иерархию, тогда как она сама должна была дожидаться автокефалии еще 30 лет после Крещения Руси.

С точки зрения политической эта гипотеза еще менее приемлема: византийская культура (государственная и религиозная) была в то время единственным светочем для погруженной во мрак невежества и суеверия Европы. Греческий императорский двор, школы, академии и искусство поражали современников, как бы они ни были расположены к грекам; не менее поражен ими был и Владимир. Смелый князь не побоялся бы, подобно Олегу, “прибить свой щит на врата Цариграда”, но он сознавал, что одной силы и удали своих дружин недостаточно, чтобы укрепить внутренне и цивилизовать юное варяго-славянское княжество. Таковой цивилизацией могло быть только греческое Православие, которое исповедовала его бабка — княгиня Ольга.

От своих послов, бывших в западных государствах, он знал о низком культурном уровне, по сравнению с греками, не только принцев, но и духовенства: на папском престоле бесчинствовали либо ставленники германских императоров, либо крайне недостойные иерархи; а немецкие государи, исповедовавшие латинскую веру, притесняли западных братьев-славян. Все это убедило Владимира, что креститься он мог лишь в “греческую веру”.

По византийским и арабским сведениям, в 987 г. Византия заключила с Русью союз для подавления мятежа Варды-Фоки. Киевский князь согласился содействовать грекам, но попросил за свою помощь руку царевны Анны, сестры императоров Василия II и Константина IX Порфирородных, обещав сам креститься. Мятеж был усмирен, но императоры уклонились от исполнения договора. Тогда Владимир напал на Корсунь и после осады взял ее, пригрозив грекам, что пойдет на Константинополь, если императоры не отдадут за него Анну. Императоры, наконец, согласились, но настояли на том, чтобы сперва Владимир принял христианство, что он и исполнил, как было сказано, втойжеКорсуни.

Женившись на Анне, он совершил крещение киевлян. Какой же смысл был ему, породнившемуся с императорским домом, креститься у враждебных Византии болгар, которых, кстати, жестоко смирил его шурин — Василий II (974-1025). Для чего было ему тогда брать Корсунь у греков и возвращать ее после крещения. Почему Владимир, крестившись от греков, выбрал бы для Руси чужую иерархию по своему собственному желанию и возможно ли было это с канонической точки зрения?

Предположить, что Владимир по политическим соображениям предпочел болгарскую иерархию греческой, значило бы, что он крестился только ради политической выгоды и сразу же нарушил канонические правила Греческой Церкви, его принявшей. Однако мы знаем, что Владимир был не только дальновидным политиком (прозванным на Западе “Северным Карлом Великим”), но и ревностным православным государем, за свои деяния после крещения нареченным Церковью святым и равноапостольным².

Русская Церковь, с самого своего зарождения, была причислена к Византийскому патриархату, как 70-я епархия, или митрополия. Вселенский Патриарх в 988 г. установил в Киеве “Митрополию Киевскую и всея Руси”. Столь велико было для России значение Киева, что даже после перенесения из разрушенной столицы кафедры во Владимир, затем в Москву, митрополиты, управлявшие Русской Церковью, продолжали до 1461 г. именоваться “Киевскими и всея Руси”. Митрополиты поставлялись Константинопольским патриархом.

Приведем их список вплоть до татарского ига:

Св. Михаил I 988-991

Леон (Лев) I 991 -1007 (грек)

Иоанн I 1008-1035 (грек)

Феопемт 1035- 1049 (грек)

Кирилл I 1050

Иларион 1051 -1054 (русск.)

Ефрем I 1055

Георгий I 1067- 1077 (грек)

Св. Иоанн II 1077- 1089 (грек)

Иоанн III 1089-1091 (грек)

Ефрем II 1092- 1097 (грек)

Николай 1097- 1102 (грек)

Никифор I 1103-1121 (грек)

Никита 1122- 1126 (грек)

Михаил II 1127- 1145 (грек)

Климент Смолятич 1147-1154(русск.)

Константин I 1155- 1158 (грек)

Феодор 1161-1163 (грек)

Иоанн IV 1164-1166 (грек)

Константин II 11 67- 11 77 (грек)

Никифор II 1182- 1198 (грек)

Гавриил

Дионисий 1205

Матфей 1209- 1220 (грек)

Кирилл II 1224- 1233 (грек)

Иосиф I 1237 (грек)

Только после взятия Константинополя турками, когда возникло опасение, что из-за этого греческий патриарший престол окажется стесненным в своих действиях, Россия испросила у Патриарха Геннадия II разрешение епископам поставлять митрополитов по собственному выбору. Митрополиты и после этого продолжали канонически зависеть от Византии, вплоть до учреждения Московского патриархата в 1589 году. Вся история Русской Церкви с первых ее дней свидетельствует о верности ее иерархов Византийскому престолу. Это ничуть не умаляет заслуг ни русских государей, ни епископов.

Не следует забывать, что Православие в корне переменило языческий варяго-славянский быт, ввиду того, что греческая культура нашла в Киеве самую благоприятную почву. Киев вовсе не превратился в копию Византии или, как думается некоторым, в ее колонию, но благодаря заимствованной у греков культуре, сумел создать свою собственную на основах сохраненного у греков в первобытной чистоте Православия.

Первой задачей Владимира и присланного Патриархом митрополита Михаила I, кроме распространения веры и постройки храмов, стало просвещение. Греки привезли с собой богослужебные книги и Свящ. Писание, переведенное с греческого свв. Кириллом и Мефодием, и по ним стали учиться в открытых для всех школах под руководством преподавателей-священников.

Напомним, что немецкие принцы и латинское духовенство воспрепятствовали распространению этих переводов в западноевропейских странах, им подвластных, и ученики свв. Кирилла и Мефодия были ими заключены в тюрьмы или изгнаны. Некоторые из них получили возможность продолжать свою просветительскую миссию в Богемии, но в этой стране, где прославилась крещенная св. Мефодием княгиня св. Людмила (t 921 г.), начались, как и в Моравии, насилия латинского духовенства. Ученики свв. братьев — Климент и Наум — наиболее потрудились в Болгарии, свободной от римского влияния. Там уже царил церковно-славянский язык, на который с греческого был переведен “Номоканон”, выработанный в VII в. на Трульском Соборе. “Номоканон” стал на Руси первым сборником законов под его болгарским названием “Кормчей книги”. Возможно, что эти-то переводы и дали повод незадачливым историкам тенденциозно приписывать крещение и просвещение Руси не Византии, а болгарам, забыв, что первые памятники болгарской древнеславянской письменности, проникшие в Киев, являлись не болгарскими сочинениями, а точными копиями греческих оригиналов, переведенных для славян свв. братьями и их болгарскими и моравскими учениками. Этот язык церковно-славянский, или болгарский, был единственным доступным для русских, и поэтому он вошел в употребление в Киевской Руси.

Митрополит Михаил ревностно занялся распространением веры. Вместе с греческими епископами он сам предпринял путешествие вверх по Днепру до Новгорода. Другие проповедники дошли до Ростова. Всюду стали строиться церкви и многие крестились. Древнейшие русские епархии были основаны в Новгороде, Чернигове, Белгороде (около Киева), Ростове и Владимире Волынском. С 991 г. по 1035 резиденцией митрополита был город Переяславль.

Вместе с первыми православными пастырями в Киев пришло из Византии монашество, скоро привившееся настолько, что монахам принадлежит главная заслуга проповеди веры по всей Руси. Монастыри мужские и женские утверждались на строгих уставах греческих обителей. Первым и славнейшим из русских монастырей стала Киево-Печерская Лавра, основанная в XI в. преп. Антонием и Феодосием Печерскими. По преданию, на правом берегу Днепра издревле существовали пещеры, в которых варяги укрывали награбленную во время походов добычу. Это место понравилось преп. Антонию и он вырыл себе пещеру для уединенного жития. Но вскоре его подвиги привлекли туда учеников и возник монастырь, ставший знаменитым не только мощами угодников, погребенных в пещерах, но и как источник православной культуры.

Пещеры делятся на Антониевы, или Ближние, и Феодосиевы, или Дальние. Кроме монастырской братии, начиная со времен преп. Антония, в них заживо погребались затворники, всю жизнь питавшиеся просфорами и водой и жившие в тесных пещерах, ими вырытых, до самой смерти. Затворничество особенно усилилось в XII в. В соборном Успенском храме с 1073 г. хранилась привезенная греческими каменщиками из Константинополя древнейшая на Руси чудотворная икона Успения. В Лавре находилось 18 церквей.

Толчок к интенсивной миссионерской деятельности иноков дал особенно преп. Феодосии, кроме своих аскетических подвигов прославившийся как писатель и проповедник. Под его руководством учились иноки, будущие пионеры монашества и цивилизации, основавшие впоследствии монастыри в самых диких и пустынных краях России.

Монастыри становились центрами целых округов, к ним стекались привлеченные святостью иноческой жизни язычники. Монахи организовывали при обителях школы, библиотеки, больницы, заботясь о народном просвещении и одновременно о крещении в истинную веру. Вследствие этого становится понятным, отчего почти все известные писатели Киевской Руси принадлежали к монашеству. Для расширения таковых центров монастырям стали дарить не только церкви и драгоценные украшения, но и земли, на которых строились монастырские поселки и велось хозяйство, согласно византийским законам. Законы эти, касающиеся церковного землевладения, были настолько продуманны и веками испытаны, что монастырское хозяйственное управление стало образцом для частных и городских хозяйственных учреждений.

Проф. Г.В.Вернадский, подчеркивая влияние Православия на развитие древнерусской общественности, указывает на эволюцию “семейно-родовой общины”³. Община эта являлась родовым союзом не только членов рода, проживавших вместе, но и не родных по крови, а принятых в общину людей для усиления после войн, эпидемий и т.д. Эти чужие принимались на договоренных предварительно условиях и назывались складниками или сябрами.

Преследуя обоюдную выгоду, нередко общины объединялись между собой, но без слияния, и составляли, таким образом, “волостные общины”. С древних времен таковые же союзы образовывались вокруг промышленников или военных вождей. Так, например, варяжские дружинники являлись содружеством вокруг князя, участвуя в его походах и завоеваниях, а в мирное время образуя княжеский двор там, где князь обосновывался. Из этих княжеских дружин понемногу стали выходить бояре-вотчинники⁴, т.е. владельцы дарованных имений. С укреплением династии Святослава в отличие от хазарского порядка варяги узаконили раздачу вотчин дружинникам, а также даровали им право суда.

Нравы славян были суровы, как и их законы, но некоторые черты их быта поражают своим благородством в отличие от многих современных нам явлений: выступая в поход, язычник — князь Святослав Игоревич, открыто оповещал своих врагов до начала военных действий: “иду на вы”; неприятельские парламентеры считались неприкосновенными; при заключении договоров обязательно признавалась полная равноправность сторон и т.д.

“Право Древней Руси, — пишет Вернадский, — не отличалось еще от религии и нравственности. Не случайно слово “правда” означало в Древней Руси и правду-истину, и правду-справедливость, и право, и закон”⁵.

Православная вера, смягчив или уничтожив древние языческие законы, содействовала развитию вышеуказанных черт русского быта. Св. Владимир не на словах, а на деле стал проводить истинно христианские реформы. Как мы сказали, первым сборником законов Киевской Руси стал “Номоканон”, или “Кормчая книга”. В нем содержались дополненные на Трульском Соборе Апостольские правила, постановления Вселенских Соборов и гражданские законы Византийских императоров. К этому основному каноническому сборнику в VIII в. прибавили “Эклогу”, а в IX — “Прохирон”.

С самого крещения “Номоканон” был принят полностью и оставался долгое время главнейшим юридическо-каноническим пособием Древней Руси.

Духовенство было освобождено от податей, гражданского суда и всяких служб и, кроме своих церковных обязанностей, занималось педагогической работой в открытых повсюду школах. Митрополит и епископы приняли самое деятельное участие в организации Киевской государственности. Как писал митрополит Иларион, Владимир часто с ним советовался по различным вопросам, между прочим, при выработке земельного устава.

Компетенция церковного суда была Владимиром значительно расширена по сравнению с греческим и римским правом, т.к. ему подлежали дела семейные, например тяжба о наследстве, родительская власть, имущественные разногласия между супругами и т.д. Возрастало постепенно значение и самого князя: благодаря Церкви на него перестали смотреть лишь как на вождя, которого можно было прогнать, если им не довольна дружина, или даже убить (как Игоря). Княжеская власть все более и более приобретала ореол Божественного избрания. Церковь направляла князей “на казнь злым, а добрым на помилование”, ибо “всякая власть от Бога и князь есть слуга Божий”. Из посланий митрополита Никифора явствует, как Церковь понимала княжескую власть: в них видно влияние византийской теории о гармонии-“симфонии” между Церковью и государем и указывается, каковы должны быть в православном государстве сношения митрополита с князем. Митрополит — главный советник князя — с древних времен пользовался правом “печалования” перед ним, т.е. ходатайства, призывая к милосердию в различных житейских случаях⁶.

Церковь подчеркивала неоднократно нравственные обязательства князей в отношении подданных, а также призывала подданных чтить и любить своего князя. Это наиболее убедительно сформулировано в пастырском поучении епископа Новгородского Луки Жидяты († 1060 г ): “Бога бойтесь, князя чтите”

Моральный авторитет православных иерархов настолько укрепился при княжеском дворе, что нередко в летописях мы находим случаи, когда они открыто порицали самого князя или его приближенных за неправду или дела, противные заповедям. Духовенство смело выступало для усмирения народных брожений, для примирения друг с другом часто воюющих княжеств и городов, для посредничества между князьями и народом, не говоря уже о моральной и религиозной поддержке, оказываемой во время войн, болезней и различных бед.

Еще большим влиянием и уважением пользовались монахи и подвижники, подлинно выковавшие русский социальный быт, отсеивая от него понемногу все языческое. В летописях мы читаем следующее: “Подвиги святых монахов сияют чудесами больше мирской власти и ради их мирские вельможи преклоняют главу свою перед монахами”. Особенно отмечается всеобщее уважение, заслуженное иноками Печерского монастыря. Епископ Симон писал игумену Поликарпу Печерскому: “Смотри, как уважают тебя здесь князья и бояре и все друзья твои”⁷.

После Печерского, главными духовно-просветительными центрами считались обители мужские и женские в Турове, Переяславле, Чернигове, Владимире Волынском, в княжестве Галицком, Полоцке, Смоленске, Ростове и Новгороде.

Начиная со св. Владимира, князья стали отчислять в пользу Церкви десятую часть от своих доходов — “десятину”, откуда название построенной Владимиром Десятинной Богородичной церкви. Доходы от дарованных Церкви земель и сел вовсе не служили только для содержания епископов и игуменов, как это имело место на Западе, а шли на украшение и ремонт храмов, на пропитание причта, а также на больницы, богадельни, школы, созданные духовенством и находящиеся под его попечительством.

Замечательно, что под покровительством и на иждивении Церкви находились еще так называемые “божьи люди”. В эту категорию входили вообще все “деклассированные”, разорившиеся промышленники, выгнанные по разным причинам мастеровые, нищие, странники, убогие и т.д. Все лица, лишившиеся своего социального положения, назывались “изгоями”, прибегали к Церкви и пользовались ее содействием, что доказывает колоссальное социальное значение православного духовенства в Древней Руси. Церковному иждивению подлежали также объединения “крылошан”, т.е. лиц, поющих на клиросе и работающих в храме, и их семей, а кроме того, союзы людей, обслуживающих тюрьмы, богадельни, больницы и т.д.⁸

Примеру жертвенности князей стали следовать их приближенные, строившие храмы на свои средства и от своих имений отчислявшие суммы на их содержание, ремонт, причт и т.д. Это объясняет огромное число церквей, процветавших в Киевскую эпоху.

Летописи подчеркивают стремление русского общества, от князя до простолюдина, жить согласно церковным правилам — “по Божьи”. В них полностью отражена Киевская Русь, кажущаяся нам в XX в. столь далекой и легендарной, как, например, монашеские подвиги князя Святослава Давыдовича Черниговского, религиозность кн. Ростислава Мстиславовича, праведная кончина кн. Ярослава Галицкого и т.д. Действительно, эти князья уже были тогда не похожи ни на варяжских “конунгов”, ни на “каганов” хазарской эпохи, а приближались скорее по типу к царям православным, помазанникам Божиим.

Итак, Владимир и его преемники, вместе с епископами, старались искоренять языческие обычаи и суеверия, устраивая общественную жизнь. Постепенно семейные нравы смягчались и под влиянием Церкви исчезло многоженство, обычай покупки жен мужьями, изгнание жен и т.д. Для облегчения участи рабов Церковь с самого начала взывала к милосердию и справедливости хозяев. Все люди, подаренные Церкви, становились свободными; кроме того, они попадали в категорию лиц, о которых всячески заботилось духовенство. Это был поразительный пример социальной мудрости, равного которому мы не находим в истории западного феодализма той эпохи.

Проводя систематически в языческое славянское общество христианские принципы, греческие митрополиты и епископы вовсе не посягали на политическую гегемонию и не пытались затмевать ими же возвеличенный авторитет князя. В Киевской Руси было бы совершенно странным и не понятным спорить о правах епископата или об ограждении власти митрополита от посягательств светских людей: византийские законы попали, как мы уже заметили, на исключительно благоприятную, девственную почву, и насаженный св. Владимиром порядок развил русскую государственность, в то же время расширяя Церковь. Гармония, царившая между правителями и епископами, была столь полноценной, что можно без преувеличения утверждать, что в эту эпоху Церковь и Престол идеально сотрудничали, созидая государство Российское. Князьям не приходила в голову мысль черпать деньги на войну из монастырских сокровищниц, как было при Карле Великом, или боярам захватывать церковные земли для увеличения своих угодий. Как пишет проф. Вернадский, неприкосновенность церковного имущества была тверже гарантирована в русском правосознании святыми, покровителями церкви или обители, чем на Западе королевскими и герцогскими хартиями.

Глубокая вера сквозит в древнерусских юридических актах, купчих грамотах, завещаниях и т.д. Посредниками и поручителями о выполнении принятых сторонами обязательств приводятся те же святые. Тут уже дело идет не об отвлеченной букве закона, а о вере, о восприятии правды самой жизнью народной⁹. Так именно понимали свои обязанности в отношении Церкви князья, преемники Владимира Святого, какие бы ни были их личные пороки и недостатки: первой заботой для них была Церковь, ее благосостояние и расширение. О том свидетельствуют “Уставная грамота кн. Всеволода Мстиславича”, данная церкви св. Иоанна Предтечи на Опоках; “Устав кн. Святослава Ольговича Новгородскому Софийскому собору” (1137г.); “Уставная грамота кн. Ростислава Мстиславича Смоленского” Смоленской епархии и т.д.

Не только в актах, но и в грамотах того времени, к Богородице и к святым обращаются как к живым людям, прося их заступничества и содействия в разных делах. В грамотах 1130 г. великого князя Мстислава и сына его князя Всеволода св. Георгий означается как юридическое лицо, которому отдается княжеское имение и тридцать гривен серебра.

В XIII в. некий новгородец Климент, благочестивый муж, дарит в полную собственность “св. Георгию и игумену Варлааму с бритией” два села с обилием, лошадьми и т.д.¹⁰.

Понятно, что неприкосновенность таковых имений являлась вполне гарантированной.

Народ глубоко воспринял христианство, его церковные порядки и традиции. Доказательством этого служат летописи монастырские, послания иерархов и дошедшие до нас сочинения опять-таки духовных писателей. В поучениях преп. Феодосия Печерского, например, видно насколько только что принявшее Православие киевское общество интересовалось церковными правилами. Преп. Феодосии отвечает на запросы: следует ли в воскресенье убивать животных и есть их мясо? как правильнее поститься? и т.д. Кстати, споры о постной пище в положенные дни долго занимали современников, что весьма характерно для той эпохи¹¹.

Благодаря непрерывной связи с Византией примеру св. Владимира, женившемуся на царевне Анне, последовали и другие князья. Греки, со своей стороны, стали родниться с ними, что еще более укрепило государственные сношения.

Вскоре стало наблюдаться всеобщее стремление к паломничеству¹². Богатые и бедные отправлялись в Иерусалим и дошло до того, что духовенство должно было запрещать давать обеты идти ко Гробу Господню!

В 991 г. скончался митрополит Михаил I, святые мощи которого покоятся в Киево-Печерской Лавре. Его преемником был назначен в Константинополе Леон I. При этом митрополите следует отметить завершение проповеди в Новгороде, особенно благодаря трудам св. Иоакима Корсунянина, первого епископа Новгородского (922-1030).

Описывая развитие православной культуры на Руси, следует сказать несколько слов и о преображении самой столицы — Киева. Один из крупнейших иерархов того времени — митрополит Иларион — писал, что Владимир “не в худой и не в неведомой стране властвовал, но в русской, известной и прославленной во всех концах земли”.

В 1007 г. проездом из Гурии (Венгрии) в черноморские степи прибыл к св. Владимиру в Киев латинский епископ Бруно. Германский император Отгон III отрядил его туда для проповеди среди печенегов. Великий князь встретил его очень радушно и целый месяц Бруно гостил в Киеве, о чем восторженно донес императору Оттону. Владимир лично проводил его до пограничной укрепленной линии, прося “ради Бога не погубить, к моему безчестью, жизнь свою понапрасну”. Вернувшись, Бруно снова получил в Киеве радушный прием.

О красоте и великолепии Киева остались беспристрастные суждения иностранных гостей, посетивших столицу. Епископ Дитмар Мерзебургский (976-1018) писал, что в Киеве жило много иностранцев, было уже 400 церквей и 8 рынков. Большой пожар 1070 г. уничтожил 700 церквей, что показывает темп, с каким строились и украшались храмы! Каноник Адам Бременский, описывая величие киевских палат и церквей, построенных лучшими греческими мастерами и расписанных знаменитыми художниками, считал Киев соперником Константинополя. Греки принесли в Киев, помимо чудесной мозаики и фресок, архитектурное искусство. Храмы, ими созданные, явились первыми каменными строениями на Руси, т.е. язычество не знало храмов, а лишь изваяния богов. Под руководством византийцев, вскоре выучились строить и писать русские мастера, положившие начало русско-византийской школы.

Одновременно родились различные художественные ремесла, например ювелирное дело, производство эмали и т.д. Русские мастера сделались талантливыми художниками, о чем можно судить по древнейшим Евангелиям на славянском языке, сохранившимся от Киевского периода.

В то время, когда весь Запад, объятый суеверным страхом, ожидал конца света в 1000 г., когда люди бегали, как исступленные по большим дорогам и гибли от моровой язвы и голода, Киев действительно мог внушать иностранцам зависть и уважение. В этот год (1000) Владимир издал закон, требующий, чтобы все дружинники и “вящие” люди посылали своих детей в школы, учрежденные при церквах. В этих школах, между прочим, хранились образцы мер и весов. Особенное внимание князь обращал на постройку дорог, а также на закладку новых русских городов, по примеру Олега. Им были заключены важные договоры с Константинополем, благодаря которым еще больше оживились торговые сношения с греками.

После смерти равноапостольного князя Владимира скоро появились на Руси народные былины и песни о нем и его “богатырях”, причем в этих эпических произведениях подчеркивается ревность Владимира (“Красного Солнышка”) и богатырей для защиты православной веры от внешних и внутренних врагов, “поганых” язычников-печенегов и разбойников (“Соловей-Разбойник”). В этих былинах заметно еще смешение древнеязыческих элементов с христианскими. Всем известны легендарные образы богатырей Алеши Поповича, Добрыни Никитича, а особенно Ильи Муромца.

Песенные сказания, более поздние, уже не носят больше языческого отпечатка, а преисполнены чисто христианским духом, отражая в своих плавных музыкальных ладах, напоминающих поэмы Гомера, глубоко впитанное народом религиозное мировоззрение. Это чувствуется в легенде “О голубиной книге”, “О Страшном Суде” и т.д. Эпические древние легенды, как и стихи Гомера, распевались “каликами перехожими” и собраны были для печати только в XIX в.

Наконец, Киев положил начало русской словесности. Древнейшие памятники нашей литературы — это летописи, составленные поколениями “трудолюбивых монахов”, вместе с другими духовными произведениями. Со второй половины XV в. монастырская летопись исчезает и заменяется уже дворцовой.

Историк Русской Церкви проф. Голубинский весьма ограничивает культурно-просветительную роль св. Владимира. По его мнению, Русь не знала просвещения от дней Ярослава Мудрого до… Петра Великого!!!

Весьма странное утверждение это основывается на том, что Голубинский напрасно связывает просвещение с существованием государственных школ с определенной программой. Просвещение на Руси было другого типа, чем западное, глубоко своеобразное и во многих отношениях более высокое, чем средневековое латинское.

В моральном же отношении, как мы видели, киевская культура была несравненно выше латинской.