Католицизм – православный взгляд или католическая церковь как она есть

2. Св. патриарх Фотий

Византия была потрясена только что пережитой жестокой борьбой между почитателями св. икон и иконоборцами, осужденными VII Вселенским Собором. Вражда эта затронула даже императорский трон и всколыхнула все население столицы, принимавшее, как известно, самое горячее участие во всех церковных делах: доктринальные споры велись там с большим увлечением.

После поражения еретиков-иконоборцев возник вопрос: как поступать с ними? Патриархи не располагали услугами инквизиции, о которой не помышляли еще и в Риме. Образовалось две партии: сторонники беспощадной борьбы с еретиками — “акрибийцы”, и “экономы”, стоявшие за снисходительное к ним отношение. Партии эти были настолько значительны, что императоры принуждены были с ними считаться при выборах патриарха.

“Акрибийцы” ревностно поддерживали сурового патриарха Игнатия, сына императора Михаила Рангавы, выбранного в 846 г. “Экономы” стояли за ученого богослова Фотия. Оба они несколько раз чередовались на Константинопольской кафедре в зависимости от мероприятий императора и враждующих партий. Мы не будем описывать подробностей этих прискорбных распрей, что отвлекло бы нас от сути дела.

Протосекретарь Фотий был одним из образованнейших людей того века; он был профессором Императорского университета и автором крупных богословских сочинений. По настойчивой просьбе императора Михаила III, считавшего его единственным лицом, способным умиротворить столицу, Фотий вынужден был принять монашество, и в 858 г. против своей воли был возведен на патриарший престол вместо удаленного императором Игнатия. “Акрибийцы” бурно выразили свое возмущение и стали устраивать в столице беспорядки, а, кроме того, и жаловаться соседям на удаление Игнатия. Когда Фотий, по древнему церковному обычаю, уведомил прочих патриархов о своем восшествии на престол, и в том числе папу, в Риме решили использовать случай, чтобы вмешаться в греческие дела. Напомним, что папы уже более ста лет располагали государственной властью благодаря землям, подаренным им Пипином и Карлом Великим, который в 800-м г. был коронован Львом III — императором Запада для того, чтобы в противовес ненавистной сопернице Византии создать государство, доступное римскому влиянию. Царствовавший с 858 г. властолюбивый папа Николай I разделял притязания своих предшественников на мировую гегемонию папского престола, права на которую они усматривали в своевременно появившихся подложных документах: “Дарственная грамота Константина Великого” и “Лже-Исидоровские Декреталии”.

Николай I принял сторону Игнатия и, опираясь на вышеупомянутые “Декреталии”, заявил о своем праве решать все дела Вселенской Церкви. В 860 г. он отправил в Константинополь двух легатов: епископов Родоальда и Захарию с письмами императору и патриарху, в которых папа просил “вернуть” Римской Церкви следующие территории, принадлежавшие Константинополю: Эпир, Иллирию, Македонию, Фессалию, Ахайю, Дакию, Мидию, Д арданию, епархии Калабрии и Апилии и митрополита Сиракузского со всей Сицилией. В своем письме императору папа намекал на то, что от возврата ему этих территорий будет зависеть признание Фотиева сана. Взглянув на карту империи IX в., поражаешься смелости папы, потребовавшего себе добрую часть греческого патриархата.

В мае 861 г., в Константинополе состоялся Собор из 318 епископов, с участием папских легатов и в присутствии Михаила III. Согласно свидетельству историка Зонары, на нем была сделана неудачная попытка еретиков-иконоборцев добиться уступок. Игнатий, рассчитывавший на поддержку Рима, занял вызывающую позицию, но 72 человека указали, что его патриарший сан достался ему по определению светской власти, т.е. императрицы Феодоры, и низложение его было всеми подтверждено, причем легаты подписались под этим решением. Папа, к которому “акрибийцы” направили апелляцию на Собор, разгневался на своих легатов и в 862 г. направил всем патриархам Востока окружное послание, в первый раз требуя от них признания главенства Римской кафедры, опираясь на слова Христа ап. Петру: “Ты — Петр, и на сем камне…” и не соглашаясь признать сан Фотия, пока дело не будет представлено на суд Римской кафедре. Не дожидаясь ответа на это своеобразное послание, папа созвал свой Собор в Риме в 863 г. и, осудив Константинопольский Собор 861 г.судил и Фотия, которого предал анафеме.

Возмущенный столь произвольными действиями папы, император написал ему в 864 г. довольно резкое послание, протестуя против незаконных его требований: “Все твои разглагольствования о преимуществах римского престола — пустая болтовня,— писал он. — Ты бы должен был за честь принять приглашение, подать свой голос к умиротворению константинопольских смут, а не, по грубой ошибке, считать себя судьей дел церковных… Фотий признан прочими восточными патриархами и потому не может быть назван пастырем незаконным”. Папа поручил своему советнику Анастасию Библиотекарю — главному врагу Византии и Фотия, составить ответ императору, в котором повторялось, что преимущества Рима даны не каким-нибудь Собором, а Самим Спасителем. В отношении же патриарха, ко всеобщему удивлению, тон послания был мягче: папа предлагал Фотию и Игнатию приехать самим в Рим, чтобы он мог разобрать их дело.

По мнению католического историка о. Жюжи, смягчение это было вызвано так называемым “болгарским вопросом”. Дело в том, что болгары получили христианство от греков, которые послали к ним своих священников, и их князь Борис (Михаил) в 863 г. был крещен при Фотии. Болгария в то время представляла собой крупное государство, в которое частично входил и знаменитый Иллирикум, на который давно претендовал Рим. Обращение в православную веру Бориса и болгар явилось главным образом заслугой энергичного Фотия, что способствовало укреплению его авторитета в глазах папы, завидовавшего Византии за то, что в ее юрисдикции попали новые, столь крупные владения. Патриарх и Игнатий, разумеется, в Рим не поехали.

Тем временем, Борис, будучи нрава честолюбивого, стал просить у императора царский титул, а у патриарха — независимую от Константинополя иерархию, так как, к сожалению, Борису, императорскому крестнику, были посланы только священники. Не получив просимого и будучи подстрекаем интригами латинян, Борис решил резко порвать с Византией, и в августе 866 г. его послы одновременно появляются в Риме и у немецкого императора Людвига II в Регенсбурге, прося послать в Болгарию латинских епископов и священников. Просьба Бориса была принята в Риме с величайшей готовностью: она зародила надежды хотя бы на частичный возврат папе древнего Иллирикума, которого требовал Николай I в своем послании к Михаилу III в 860 г. (M.Jugie. “Schisme Byzantin”, p. 110).

Это ясно определяет самую суть притязаний Николая I, столь удививших императора и патриархов Вселенской Церкви: в Риме обрадовались вовсе не присоединению к Православной Церкви целого народа, а возможности наложить руку на территории, принадлежавшие Константинопольской кафедре… Тут, по свидетельству о. Жюжи, Рим проявил даже недобросовестность: Анастасий Библиотекарь стал утверждать, вопреки очевидности, что болгары приняли веру вовсе не от греков, а от некоего римского священника Павла, а следовательно, папа имел моральное право на Болгарию. Папа немедленно выслал туда священников во главе с епископами Формозой Портуенским и Павлом Популонским. (В 891 г. Формоза добился папства неблаговидными интригами, вследствие чего его преемник Стефан VI, вырыв из могилы его полуразложившийся труп, устроил над ним посмертный суд, а затем приказал бросить его в реку Тибр.)

Ввиду того что просьба Бориса неожиданно давала перевес Риму, считая, что с греками не было нужды церемониться, папа отправил в Константинополь очень резкое послание, составленное Анастасием Библиотекарем, призывая императора уничтожить свое последнее письмо и подчиниться Риму, угрожая ему, в противном случае, предать суду самого его и всех “ответственных лиц” от имени западных епископов. По адресу же Фотия, вновь с Игнатием вызывавшегося в Рим, значились также ругательства, как гадюка, хам и т.д. (Е. Amann. “L’Eglise Carolingienne”, p. 480).

Римские миссионеры, прибывшие в Болгарию, принялись там отменять все установленные греками церковные обряды, заменяя их латинскими. По их требованию, греческие священники были грубо выгнаны из страны. Все храмы, ими освященные, переосвящались заново, а над крещеными заново совершалось таинство миропомазания. Бенедиктинский ученый о. Мерсенье отмечает, что латинизация Болгарии проводилась по приказу папы, который считал, что “повсюду, где церковные порядки отличаются от римских, — они предосудительны” (.P.Dumont, Mercenier, Lialine. “Qu’est-ce que 1’Orthodoxie?”, p. 62).

Этот же ученый замечает, что антигреческое усердие Формозы до того понравилось Борису, что он даже начал просить папу назначить его архиепископом болгарским, чего втайне добивался и сам Формоза.

Греческие священники, изгнанные Формозой, воочию убедились в том, что латиняне начали насаждать среди болгар неслыханные новшества, например: безбрачие священников (вопреки канонам I Вселенского Собора и Апостольским Правилам), разрешение в посты употреблять молочную пищу и яйца; установление поста в субботние дни и, наконец, самое вопиющее — распространение еретического учения об исхождении Св. Духа не от Отца только, но и от Сына, прибавляя к восьмому члену Символа Веры — Никейско-Константинопольскому — “филиокве” (“и от Сына”). Как известно, православное учение, принятое Вселенской Церковью, основывает догмат об исхождении Св. Духа на словах Христа: “Пошлю вам Утешителя, Иже от Отца исходит”, что и послужило основой составления восьмого члена “Верую”, менять который является ересью.

Патриарх Фотий, возмущенный действиями латинских проповедников, в 867 г. собрал против этих новшеств крупный богословский материал. Беспримерное властолюбие Николая неожиданно вызвало противодействие и в среде западного епископата, судом которого папа недавно угрожал императору. Епископы же Теудогауд Трирский и Гинтер Кельнский, не ладившие с папой, обратились на него с жалобой к… Фотию, отправив, кроме того, папе от своего имени сатирическое послание, известное под названием “Диавольских капитулов” (“Капитули диаболици”). Из этого можно заключить, во-первых, что Фотий был популярен на Западе, а во-вторых, что теория папского абсолютизма еще не успела завоевать германского государства.

Из сочинений Фотия наибольшую известность получили следующие: “Ответы, заимствованные из Соборных канонов и исторических текстов, касательно епископов, митрополитов и проч.”, “Тайноводство о Святом Духе”, “Тем, кто утверждает, что Рим является Первой Кафедрой”.

Вот выдержки из этого последнего труда: “…Если вы приведете мне в доказательство главенства Рима известный текст: “Ты, Петр…”, то знайте, что не для церкви, находящейся в Риме, были сказаны эти слова. Нет, такое толкование является презренным и подлинно иудейским как ограничивающее Божью благодать некоторыми лишь странами и местностями, в то время как действие ее должно простираться на весь мир. Что же касается слов: “на сем камне…”, то у кого же хватит дерзости отнести их к Римской церкви? Ведь совершенно ясно, что они относятся к Камню Исповедания, возвестившему Божественность Христа и, через Него — Вселенской Церкви, распространенной по всей земле и основанной согласно апостольских правил. Об этой самой Церкви говорится в святейшем и честнейшем Символе Веры, произносимом нами при возношении Святых даров: “Верую во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь”. Мы не говорим: “в Петрову или Римскую Церковь”, как это понимает заносчивое римское невежество1. Если бы Рим был первой кафедрой потому, что ее первым епископом был “Корифей”, то первенство должно было бы скорей принадлежать Антиохии, так как Петр был епископом Антиохийским до того, как стал Римским; если же Риму дается первенство из-за первоверховного апостола, то было бы гораздо справедливее дать его Иерусалиму, из-за Того, Кто первым получил в этом граде мученический венец — из-за Господа, Творца и Петра, и всех нас. Который Самого Себя принес в жертву для искупления мира” (J.N.Valletas, Londres. “Lettres de Photius”, 1864, p. 567-571).

Фотий, ссылаясь на 3-е правило II Вселенского Собора и на 28-е правило Вселенского Халкидонского Собора, доказывал чисто человеческий характер происхождения почетного первенства, предоставленного римской кафедре: “папа — первый среди равных (primus inter pares) — не в силу Евангельских текстов, а в отношении значения Рима как столицы…” — учил он.

В том же году он написал и разослал окружное послание ко всем восточным кафедрам, приглашая соборно обсудить поведение папы и римского духовенства.

Патриархи сочили доводы Фотия настолько вескими и обоснованными, что в мае 867 г. в Константинополе был созван с их участием Собор, на котором Николай I был единогласно признан недостойным священного сана и предан анафеме, о чем было решено отправить в Рим послание. Собор этот решил и утвердил следующее:

1. Вселенские Соборы являются высшим церковным авторитетом для всех церквей, в том числе и Римской.

2. Соборы могут созываться и помимо согласия пап.

3. Теория о папской непогрешимости является выдуманной и еретической.

4. Учение о нисхождении Св. Духа от Отца и Сына является еретическое.

Три первые решения явились прямым ударом по “Лже-Исидоровским Декреталиям”.

Решения Собора 867 г. чрезвычайно важны как немедленная реакция Вселенской Церкви в лице ее четырех патриархов против искажений Православия, допущенных в Риме. Следует отметить твердость, проявленную св. патриархом Фотием, сумевшим, вопреки травле и интригам “акрибийцев”, смело защитить Истину.

Вскоре после этого отлученный от Церкви папа скончался (13 ноября 867 г.). До I Ватиканского Собора Римско-Католическая церковь признала его святым и нарекла “Великим”.

Незадолго до этого в Константинополе произошел крупный государственный переворот: император Михаил III пал жертвой заговора и был убит. Власть взял его фаворит Василий Македонец, причастный к этому убийству. Явившись на следующий день в храм св. Софии, он стал просить Фотия признать его новую династию, но патриарх отказался. Тогда Василий приказал его схватить, лишить сана и отправить в ссылку в монастырь Скепу. Патриархом сделался вновь Игнатий, который не замедлил отправить в Рим новому папе Адриану II (867-872) льстивое послание, в котором он осуждал действия и решения Константинопольского Собора 867 г., осудившего Николая I, и поносил Фотия.

Весть об исчезновении столь опасного соперника до того обрадовала Рим, что было решено созвать в 869 г. Собор в храме св. Петра. Собор этот анафематствовал Фотия и сжег кодекс, содержащий анафему папе Николаю I. Решено было созвать в Константинополе новый Собор для того, чтобы добиться уничтожения всех решений, вынесенных в 867 г., и передать инструкции Римской курии патриарху Игнатию о разных лицах, замешанных в деле Фотия; епископы, им поставленные, должны быть низложены, а от остальных надлежало требовать подписки в их повиновении (“libella satisfactionis”).

Папские легаты прибыли в столицу в сентябре 869 г., и 5 октября открылся Собор под председательством легатов. Дело объяснялось просто: после своего захвата власти император Василий нуждался в поддержке своего престижа на Западе и рассчитывал своей сговорчивостью в церковных делах снискать себе дружбу папы, имевшего влияние на европейских государей того времени, сам являясь таковым в Италии. Итак, обстоятельства слагались как нельзя лучше для того, чтобы Собор явился блестящим “реваншем” за оскорбление, нанесенное папе в 867 г. Легаты рассчитывали, кроме того, распространить впоследствии авторитет папы и в других патриархатах. Несмотря на столь радужные перспективы и сильную поддержку императора, Собор открылся с… двенадцатью императорскими чиновниками, вместо епископов, к которым позже примкнуло столько же епископов-акрибийцев, сторонников Игнатия и врагов Фотия. Только на 10-м заседании страхом и хитростями удалось этот ничтожный состав увеличить, но Собор не достиг и трети числа отцов, собранных Фотием (“Schisme Byzantin”, p. 116).

Это не помешало Риму окрестить этот Собор в XIII в. — “VIII Вселенским”. Легатам удалось кое-как добиться признания 27 правил, которые почти все были направлены против Фотия и его сторонников, а остальные осуждали вмешательство светской власти в церковные дела (там же, с. 118). Это определение можно было бы применить к Риму сто лет спустя, когда, по суждению о. Мерсенье, папы превратились в союзников или просто причетников германских императоров, врагов Византии (“Qu’est-ce que 1’Orthodoxie?”, p. 75).

Собор глубоко разочаровал легатов: во-первых, пришлось обойти молчанием все осуждения Собора 867 года, касавшиеся римских новшеств,включая “филиокве”. Виной этого молчания были аргументы Фотия, оказавшиеся настолько вескими и неопровержимыми, что даже враги Фотия “акрибийцы”, не говоря уже о легатах, не решились их оспаривать. Пришлось, скрепя сердце, удовольствоваться торжественным сожжением всех актов Собора 867 года и объявлением Фотия “новым Диоскором”, “изобретателем новых догматов” и, наконец, отлучением его от Церкви. Насильно приведенный на 5-е и 7-е заседания, Фотий презрительно отказался отвечать на вопросы. На 6-м заседании, на вопрос императора, на нем присутствовавшего, признают ли сторонники Фотия, позванные на это заседание, осуждение его – Захария, митрополит Халкидонский, ответил: “Церковные правила выше папы Николая и всех патриархов” и в смелой речи оправдал бывшего патриарха. Иоанн, митрополит Ираклийский, сказал: “Кто анафематствует своего епископа, да будет проклят”. А Ефсхимон митрополит Кесарии Каппадокийской сказал: “Мы не признаем определений, противных разуму и канонам”. Греческий епископат отнесся очень враждебно к легатам и к политике, проводимой по отношению к Риму императором Василием. Митрополит МитрофанСмирнский, выступив на Соборе, нанес ущерб римской теории о папе, заявив, что патриархи Церкви подобны пяти великим светильникам, поставленным для того, чтобы светить Церкви. Кроме того, многие участники отказались подписать римские “либеллы” о повиновении. Сам Василий остался также недоволен Собором, убедившись, что легатам не удалось внести мир в церковную жизнь, а лишь взбудоражить ее.

Главное же разочарование пришло Риму от болгар. Как было сказано, Борис просил Рим оставить ему Формозу, сделав его болгарским архиепископом. Николай I в этом ему отказал, так как Формоза был правящим епископом и не мог расставаться со своей епархией, а на просьбу у Адриана II оставить ему Марина Борис получил отказ по тем же причинам. Глубоко оскорбленный царь разгневался на Римскую церковь и решил вновь просить Константинопольской юрисдикции, и сношения, прерванные в 866 г., возобновились. Латинское духовенство было им изгнано в свою очередь из Болгарии. В 867 г., по окончании Собора, делегаты Бориса приглашены были во дворец вместе с Игнатием, папскими легатами и двумя восточными местоблюстителями. Там они обратились к Василию и Игнатию с просьбой принять Болгарию в греческий патриархат и вернуть Борису византийских священников. Несмотря на негодование легатов, император и патриарх не могли сдержать своего торжества и дали послам свое согласие.

Легатам пришлось смириться и отправиться в обратный путь. К довершению их неудач, они в море попали в плен к разбойникам, которые отняли у них все акты Собора вместе со знаменитыми подписанными “либеллами”. Только через шесть месяцев папа и западный император смогли выкупить легатов и вернуть их в Рим.

Таков был “искупительный” анти-Фотиевский Собор 869— 870 г., который должен был стать триумфом для папы. В Риме выслушали доклады несчастных легатов с негодованием, и Адриан II написал Василию письмо, в котором он горько жаловался императору на оскорбление, причиненное легатам и на неблагодарность патриарха Игнатия в отношении Рима, проявленную в “произвольном решении вмешаться в болгарские дела”.

Василий ничего не ответил Адриану, а сразу после отъезда легатов в Болгарию была отправлена миссия в составе одного архиепископа и десяти епископов.

Моральным победителем оказался опальный и трижды отлученный Римом Фотий.

После смерти Адриана папой стал Иоанн VIII (872—882), мудрый старец, которому до известной степени удалось загладить ошибки своих двух предшественников.

В 878 г. скончался патриарх Игнатий. Василий, во время Собора 869—870 г. достаточно убедившийся в огромной популярности Фотия и видя приверженность к нему всего епископата и уважение, которое он снискал своей стойкостью в защите Православия, через три дня после смерти Игнатия предложил ему снова стать патриархом. Против Фотия осталась лишь незначительная группа сторонников покойного Игнатия, неукротимых “акрибийцев”.

Не зная еще о смерти патриарха, папа в апреле 878 г. отправил в Константинополь двух легатов с письмом к Игнатию, в котором была просьба вывести греческое духовенство из Болгарии, так как курия убедила папу, что страна эта подлежит не греческой, арийской юрисдикции.

Каково же было удивление легатов при виде проклятого Римом Фотия, занимавшего патриарший престол. Они были так поражены, что запросили Рим относительно своей миссии, прося его восстановить мир между двумя церквами.

Ввиду того что папа желал помощи от императора против угрожавших Италии сарацин, а также герцога Сполетского, захватившего почти всю римскую область, курия дала легатам предписание признать Фотия, если он возвратит Риму Болгарию, а сторонникам Игнатия даже пригрозить анафемой, если они не признают Фотия патриархом.

Заметим, что, не в пример папам XIII и XIV веков, шантажировавших греков помощью против турок взамен унии с Римом, Константинополь действительно пришел на помощь Риму: в X в. греческий флот под командой Никифора Фокаса, разбил мусульман и спас Италию.

В ноябре 879 г. патриарх Фотий устроил Собор в св. Софии

(879—880), на который были приглашены легаты. Участниками Собора являлись 383 епископа. Собор этот полностью оправдал все действия Фотия и торжественно подтвердил “Символ Веры”, который решено было ничем не изменять, ни извращать. Папа Иоанн даже прислал письмо Фотию, в котором он приравнивает к Иуде всякого, кто дерзнет изменить “Символ”. Папа сознавался, что некоторые на Западе допустили прибавку, только благоразумие требовало действовать постепенно и осторожно к ее устранению (L’Abbe Fleury. “Histoire Ecclesiastique”, t. XI, p. 380, 443).

Об этом папа уведомил также короля Святополка Моравского, приказав св. Мефодию, епископу Моравскому, придерживаться “единственного правильного исповедания “Символа Веры”, признанного 6 Вселенскими Соборами”.

Итак, вновь признанный всеми, включая и Рим, законным патриархом, Фотий первым правилом Софийского Собора поставил следующее: “В преимуществах, принадлежавших святейшему престолу Римской Церкви и ее председателю, совершенно да не будет никакого нововведения ни теперь, ни впредь“.

Под конец своей жизни Фотию суждено было снова сделаться жертвой политических интриг: преемник Василия Лев VI добился его низложения в 886 г. и заточил в монастырь, где он и скончался в 891 г. Церковь причислила Фотия к лику святых как стойкого борца за чистоту Православной веры.

В 1950 г. о патриархе Фотии появилась книга на французском языке известного ученого иезуита о. Ф. Дворника. В заключении он пишет следующее: “…Из нашего исследования вытекает, что к личности Фотия, этого великого патриарха и отца Восточной Церкви, со стороны Запада были проявлены в продолжение всех этих веков презрение и недостаток христианской любви. Обязанность историка — не только подчеркнуть эти ошибки, но и восстановить честь пострадавшего от них. Это долг истории по отношению к патриарху Фотию”.

Приводя эти строки, дышащие справедливостью, критик труда о. Дворника о. Филипп де Режис, иезуит, бывший директор “Руссикума” в Риме, добавляет: “Патриарх Фотий скончался в полном единении с Римским престолом” (см. газету “За правду”, Буэнос-Айрес, № 127, 3.XI.51).

Малоосведомленный читатель, прочтя эти строки, может вообразить, что Фотий отказался перед смертью от убеждений, защите которых он посвятил всю свою жизнь. В комментариях о. де Режис — налицо известная, свойственная римским писателям, недомолвка: не Фотий, а мудрый папа Иоанн VIII действительно примирился с Вселенской Церковью, признав Фотия законным патриархом, что было до него признано всеми восточными церквами. Папа сделал еще больше, признав “сообщниками Иуды” приверженцев еретической прибавки “филиокве” к Символу Веры, признанной с IX в. католиками, и не ссылаясь, как Николай I, на “Лже-Исидоровские Декреталии” для утверждения прав Римского престола над Вселенской Церковью. Поэтому, мы вправе считать, что Иоанн VIII действительно умер в единении и молитвенном общении с Православием (чего нельзя сказать о его же преемнике, Марине, в 882 г. отвергнувшем Софийский Собор и отлучившем Фотия, которого ненавидел, когда был в 880 г. за грубое поведение посажен императором на месяц в тюрьму).

Католические историки различно судят о миролюбивом папе Иоанне VIII. Кардинал Бароний, известный историкXVI в., строго порицает этого папу за его доверчивость и чрезмерную снисходительность к Фотию, доходя даже до весьма странного заключения: поведение-де маститого Иоанна VIII в отношении Фотия зародило якобы в массах легенду о том, что папа Иоанн был… папессой Иоанной2 Отец Дворник справедливо сетует на пристрастность некоторых римских писателей…

В свою очередь, о. Жюжи, автор “Византийской схизмы”, вышедшей в 1941 г., неудачно старается доказать, что папа Иоанн и сами легаты были введены в заблуждение неточными переводами актов Собора с греческого на латинский и что в этом повинны греки, хотя все акты были привезены в Рим легатами в августе 880 г. и только там их стали переводить на латинский язык для курии, в то время как послание папы к Фотию, отвергающее “филиокве”, было прочитано в марте 880 г. в заключение соборных деяний.

Другой историк, аббат де Феллер, защищая гипотезу злонамеренной интимидации и даже подкупа римских легатов патриархом Фотием, пишет, что “папа, узнав об этой мерзости Фотия, аннулировал Собор 679 года и одновременно анафематствовал фальсификатора, Фотия” (L’Abbe F.X. De Feller. “Dictionnaire Historique”, 1792, t. V, p. 104, article “Jean VIII”).

Такие фантастические обвинения доказывают нам, во-первых, насколько факт примирения Иоанна с Фотием, противником не только “филиокве”, но и самой теории папской гегемонии, мешал римским писателям, эту теорию защищающим, а во-вторых, что до I Ватиканского Собора 1870 г., провозгласившего догмат о папской непогрешимости, крупные римские историки умышленно искажали лицо Фотия, изображая его в виде фальсификатора, как сделал это аббат де Феллер.

Наиболее беспристрастным выглядит изложение этого периода бенедиктинским ученым о. Мерсенье. По его мнению, Иоанна VIII побудили к примирению в одинаковой мере и угроза мусульман Италии, и искреннее желание наладить мир с Византией. Отец Мерсенье подчеркивает, что вплоть до Стефана V (885— 892) все папы, за исключением Марина, пребывали в молитвенном общении с Константинопольской кафедрой. Со своей стороны, о. Жюжи замечает, что Адриан III (884—885) даже “торжественно уведомил Фотия” о своем избрании, чем заслужил дружественную заметку в его книге “Тайноводство о Святом Духе” (MJugie. “Schisme Byzantin”, p. 133).

В заключение своего рассказа о Фотии о. Мерсенье пишет: “Короче говоря, “Фотиевское дело” сводится к очень резкой ссоре между ним и Николаем I и к схизме, продлившейся несколько месяцев (с конца 866 года по сентябрь или октябрь 867) (“Qu’est- се que 1’Orthodoxie?”, p. 71).

Следовательно, присоединимся к удовлетворению, высказанному о. де Режис, тем, что до смерти патриарха Фотия Римская церковь подлинно не оторвалась еще от Вселенского Православия. Что же касается труда о. Дворника, порадуемся, что в его лице современные католические писатели перестали искажать облик патриарха Фотия и очистили его память от оскорблений, выпавших на долю этого отца Церкви от Анастасия Библиотекаря, Барония, де Феллера и других.

Это позволяет нам надеяться, что и последующие историки проявят не меньше христианской любви и искреннего уважения к оклеветанному св. Фотию, непоколебимому блюстителю Истины Христовой Церкви!