4. Москва — Третий Рим

Падение Византии потрясло всю Европу и особенно болезненно было пережито в России, оставшейся, таким образом, единственным государством, свободно исповедающим Православие.

Это возвышение, кроме почета, налагало на Великих князей Московских большую ответственность перед Церковью и народом.

Еще преп. Кирилл Белозерский так поучал Вел. князя Василия I: “Я грешный с братией своей рад, сколько силы будет, молить Бога о тебе, нашем государе, и о княгине твоей и о детях твоих и о всех христианах, порученных тебе Богом! Но будь и сам внимателен к себе и ко своему княжению, в котором Дух Святы и поставил тебя пасти людей, искупленных Кровью Христовой. Чем больше удостоен ты власти, тем более строгому подлежишь ответу. Воздай Благодетелю долг твой, храни святые Его заветы и уклоняйся от путей, ведущих к погибели. Как на корабле, если ошибается наемный гребец, вред оттого бывает неважный, если же ошибается кормчий, то губит весь корабль. Так, государь, бывает и с князьями. Если согрешил боярин, наносит пакость себе, а не всем, но если согрешит сам князь, причинит вред всему народу”.

Печалясь о порабощении Царьграда, летописец записал следующее: “Царство без грозы есть конь без узды. Константин и предки его давали вельможам утеснять народ, не было в судах правды, ни в сердцах мужества; судии богатели от слез и крови невинных, а полки греческие величались только цветной одеждой. Гражданин не стыдился вероломства, а воин — бегства, и Господь казнил властителей недостойных, умудрив царя-Магомета, коего воины играют смертию в боях и судьи не дерзают изменять совести. Уже не осталось теперь ни единого царства православного, кроме русского. Так исполнилось предсказание св. Мефодия и Льва Мудрного, что измаилтяне (турки) овладеют Византией; исполнится, может быть, и другое, что россияне победят турок и на семи холмах ея воцарятся”.

Ученый инок Филофей¹ (при Василии III) в свою очередь напророчествовал, что Москве как наследнице Нового Рима — Византии — надлежит стать Третьим Римом, а что Четвертого Рима не будет.

Филофей писал Великому князю: “Иже от вышняя и отвсемощная вся содержащая Десница Божия, Имже царии царствуют и Имже велиции величаются и сильнии пишут правду, тебе, пресветлейшему и высокостольнеишему государю великому князю православному, христианскому царю и владыке всех, браздодержителю святых Божьих престол Святыя, Вселенския и Апостольския Церкви Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго Ея Успения, иже вместо Римския и Константинопольския просиявшу.

Стараго убо Рима Церкви падется неверием и Аполлинариевой ересью, Второго же Рима Константинова града Церкви агаряне внуци секирами, оскордами разсекоша двери.

Сии же ныне Третьяго Новаго Рима державнаго твоего царствия Святая Соборная Апостольская Церковь, иже в концах вселенныя в православной христианской веры во всей поднебесной паче солнца светится.

И да весть твоя держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христианской веры снидошася в твое едино царство. Един ты во всей поднебесной христианский царь… вся христианская царства снидошася во твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти уже твое христианское царство иным не достанется, по Великому Богослову” (Пр. Соб., 1863, 1).

Архиепископ Никанор писал: “Православная Церковь принесла на Русь из православной Византии идею великого князя как Богом поставленного владыки, правителя и верховного судии подвластных народов, устранив славяно-варяжскую идею князя как старейшего в роде атамана удалой покоряющей огнем, железом и дубьем, дружины. Церковь перенесла на Русь из Византии идею государства с устранением варяжской идеи земли с народом, которую княжий род может дробить без конца как удельную свою собственность. Церковь утвердила единство народного самосознания, связав народы единством веры как единокровных, единодушных чад единого Отца Небесного, призывающих Его Пренебесное Имя на едином языке, который с тех пор стал для всех славянских племен единым, родным и священным языком. Церковь создала сперва одно, потом другое дорогое для народа святилище в Киеве и Москве, закрепив там своим благословением, своими молитвами, сосредоточением там высших церковных учреждений, местопребывание всесвязывающей государственной власти. Церковь принесла на святую Русь грамоту и культуру, государственные законы и чины Византийского царства. Единственно только Церковь была собирательницей разрозненных русских княжеств, разделенных еще более, чем старинные племена славянские, удельными усобицами. Единственно только Церковь спервоначала была собирательницей русских людей, князей, городов и земель, раздавленных татарскими погромами. Церковь выпестовала, вырастила слабого Московского князя сперва до великокняжеского, а потом и до царского величия. Пересадив и вырастив на Русской Земле идею византийского единовластительства, Церковь возложила и св. миропомазание древних православных греческих царей на царя Московского и всея Руси. Церковь же оберегла народ и царство и от порабощения игу ляшскому в годину смут самозванцев и общего шатания умов”².

Умный и энергичный Иван III Васильевич (1462—1505) еще при жизни своего слепого отца — Василия II помогал ему в управлении государством. Присоединив к Москве самые крупные уделы Северо-востока Руси — Новгород, Тверь, а также ростовские, ярославские, верейские и, частично, рязанские земли, Великий князь превратился в первого русского народного государя-самодержца. Политика Ивана III и его преемников из удельной возросла в национальную и великодержавную. Окружавшие его бывшие удельные князья должны были повиноваться ему, государю, как прочие подданные.

Как хозяин Земли Русской, Иван III добился независимости Руси от Золотой Орды и прогнал в 1480 г. ханских послов, требовавших уплаты дани хану Ахмету. Конец татарского ига можно считать с момента, когда посланные разгневанным ханом войска, простояв против московских на реке Угре, без боя покинули пределы России 23 июня 1480 г.

Как хозяин Руси Иван 41 потребовал от Литвы возвращение земель, отошедших к ней во времена Гедемина. Именуясь “государем всея Руси”, он простирал свои права на все русские территории. Новгород дал Москве моральное право добиваться и его присоединения с тех пор, как партия Борецких заключила союз с Литвой и Польшей, направленный против Ивана III; будь поляки решительнее, это древнерусское вольное государство рисковало подпасть под пяту западных врагов Руси и в дальнейшем превратиться в аванпост воинствующего латинства. Москва выступила в поход, и вояьный город в январе 1478 г. целовал крест Ивану Васильевичу, именуя его “государем”.

Миссионерская работа не прекращалась.

В начале княжения Ивана III епископ Пермский Иона преуспел в окончательной христианизации Великой Перми и крестил ее князя Михаилом. В пермском городе Чердыни Иона основал монастырь. Язычники вогулы убили Михаила; преемник его — Владимир прославился, как деятельный миссионер. О нем сказано в Новгородском синодике: “Благоверному князю Владимиру Великия Перми, идолы поправшему и просветившему Великую Пермь святым крещением, вечная память”.

На Белом море в 1478 г. скончался преп. Зосима, преемник преп. Савватия, умершего в 1438г., основатель Соловецкого монастыря на пустынном острове.

Тем временем, на западных окраинах, в Литве и русских землях, принадлежавших Ливонии, начались постепенно преследования православных. Так, в Юрьеве, немецком Дерпте, латиняне напали на русский крестный ход в день Богоявления и схватили священника Исидора Нового и 72 верующих. Немцы потребовали, чтобы они перешли в латинство, а когда те отказались, ‘ то их утопили в реке Омовже. Их мученическую кончину описал, по благословению митрополита Макария, инок Варлаам.

В Риме сильно досадовали на неудачу Флорентийской унии и готовили новые пути для латинизации дерзкой Московии.

Папа Павел II (1464-1472) задумал использовать для этой цели греческую царевну Софию Палеолог. Она была дочерью Фомы Палеолога, брата погибшего последнего императора Константина XII. Фома после падения столицы поселился в Риме, пользуясь папским гостеприимством. София воспитывалась там же и, по-видимому, считалась униаткой. Кардинал Виссарион, о котором мы говорили, как о ревностном стороннике папы Евгения IV, внушил Павлу мысль выдать ее замуж за Ивана III, дабы благодаря этому браку дать возможность латинству укорениться в Москве. Разумеется, для этого следовало обмануть Ивана III и скрыть от него униатство Софии. Виссарион стал посредником между папой и Великим князем, которому он написал, что будто бы царевна уже отказала двум женихам: королю Франции и герцогу Миланскому из-за преданности вере своих отцов (С.Соловьев, op.cit., т. V, гл. II, с. 1402).

В Москве предложение Виссариона было найдено весьма лестным, и Иван послал в Рим монетного мастера-итальянца Ивана Фрязина³ — за портретом царевны Софии. Фрязин, принявший в Москве Православие, обманул папу и Виссариона, прикинувшись рьяным католиком, и таким образом узнал от них, что истинная причина сватовства — желание восстановить Флорентийскую унию с Москвой и добиться союза против турок.

Не подавая виду о том, что им известен план папы, Иван III и Фрязин дали согласие на брак, а в июне 1472 г. София выехала из Рима в сопровождении кардинала Антония⁴ и греческой свиты. Узнав, что невеста его вступила в русские земли, предшествуемая латинским крестом, Иван III смутился и созвал совещание, на которое пригласил митрополита Филиппа, свою мать и бояр. Митрополит сказал Великому князю: “Нельзя послу не только войти в город с крестом, но и подъехать близко; если же ты позволишь ему это, то он — в одни ворота в город, а я, отец твой, другими воротами — из города; неприлично нам и слышать об этом, не только что видеть, потому что кто возлюбит и похвалит веру чужую, тот своей поругался”.

Подчеркнем лишний раз авторитетный тон митрополита Московского и всея Руси, безбоязненно и твердо поучавшего государя, говоря с ним, как отец, об обязанностях его в отношении православной веры. Филипп чрезвычайно строго относился ко всему латинскому, видя в одном только ношении чужого креста поругание древнего благочестия. Гордый и властный Иван III беспрекословно послушался владыку и отрядил одного боярина навстречу Софии. Когда шествие приблизилось к Москве, боярин попросил кардинала спрятать крест в санях и Антоний уступил.

Венчание состоялось 12 ноября 1472 г. и на другой день кардинал был торжественно принят Иваном, которому он вручил дары от папы. Антоний начал было говорить о соединении церквей по поводу Флорентийской унии, но митрополит выставил против него книжника Никиту Поповича и открылся диспут. Попович своими вопросами и ответами не замедлил поставить кардинала в тупик и он принужден был закончить спор, промолвив с досадой: “Нет книг со мной!” И вскоре уехал обратно.

Попытка Рима повлиять на Москву посредством этого брака провалилась еще потому, что София оказалась вполне преданной Православию. Как известно, Иван, женившись на Софии, стал рассматривать себя как бы наследником Византийских императоров, принимал в сношении с иностранцами титул “царя”, ввел обряд царского венчания и московский герб, изображающий св. Георгия, поражающего дракона, соединил с византийским гербом — белым двуглавым орлом. За двести лет до Петра I Иван широко открыл двери иностранцам. В Москву стали наезжать мастера, особенно из Италии, к большому неудовольствию русских, приписывавших это влиянию Софии. Великий князь, понимая, что за время татарского ига Русь значительно отстала от Европы в области техники, поручал иностранным мастерам постройку крепостей, дворцов, литье пушек, чеканку денег и т.д. Фряжские (от слова “франк”) архитекторы обстроили Московский Кремль и дворцы, Грановитую палату и т.д. Медицина была в руках немцев.

Тверской купец Афанасий Никитин проделал путешествие в Индию в XV в., за 28 лет до Васко де Гама. Умер он на обратном пути, в 1472 г., оставив замечательное сочинение “Хождение за три моря” (Черное, Хвалынское, т.е. Каспийское, и Индийское).

Государь ввел особый дворцовый церемониал — “чин”, между прочим, для приема послов. Со всем этим Иван III крепко держался Церкви, во всем советовался с митрополитом и не вводил в старый быт никаких вредных новшеств. Когда римский император вздумал почтить его титулом короля, Иван III отказался. Когда возникла ересь “жидовствующих”, Великий князь счел своим долгом лично присутствовать на Соборах 1488,1490 и 1504гг., осудивших еретиков на заточение и проклятие.

Во время его правления состоялся, также в Москве, Собор 1492 г., на котором присутствовали все без исключения русские иерархи, определившие продолжить “пасхалию” на восьмую тысячу лет. Наконец, вместе со своим наследником Василием Ивановичем, Иван III принимал участие в Соборе 1503 г. в Москве. На нем обсуждался вопрос внутрицерковного благочестия и дисциплины, причем постановили: в священники поставлять в возрасте не менее 30 лет, не менее 25 — в диаконы⁵ и 20 — в иподиаконы. Там же возник вопрос относительно монастырских вотчин. Игумен Троицко-Сергиевого монастыря Серапион и преп. Иосиф Волоколамский на основании исторических и юридических примеров доказали право обителей на владение селами и необходимость этого для существования монастырей. На Западе такие споры показались бы вельможам-игуменам и архиереям смешными и лишенными всякого смысла…

Что касается ереси жидовствующих, главным обличителем отступников явился также Иосиф Волоколамский. Государь и митрополит поддерживали взаимную полную гармонию между Церковью и государством по древнему примеру, унаследованному со времен Константина Великого. К этой гармонии властей мы вернемся.

Карамзин так описывает посвящение игумена Симеона Троицкого в митрополиты: “‘Когда владыки российские в великокняжеской думе нарекли Симеона достойным первосвятительства, государь пошел с ним из дворца в церковь Успения, провожаемый сыновьями, внуками, епископами, всеми боярами и дьяками; поклонились иконам и гробам святительским; пели, читали молитвы и тропари, Иоанн взял будущего архипастыря за руку и, выходя из церкви, в западных дверях предал епископам, которые отвели его в дом митрополитов. В день посвящения Симеон ехал на осляти, коего вел знатный сановник Михаиле Русалка. Совершились обряды и новый митрополит должен был идти на свое место. Вдруг священнодействие остановилось, пение умолкло, взоры духовенства и вельмож устремились на Иоанна. Государь выступил и громогласно сказал митрополиту: “Всемогущая и Святая Троица, дарующая нам государство всея Руси, подает тебе сей великий престол архиерейства руковозложением архиепископов и епископов нашего царства. Восприими жезл пастырства; взыди на седалище старейшинства во имя Господа Иисуса; моли Бога о нас — и да подаст тебе Господь здравие с многоденствием”. Тут хор певчих возгласил: “ис полла эти деснога” Митрополит ответствовал: “Всемогущая и вседержащая Десница Вышняго да сохранит мирно твое Богопоставленное царство, самодержавный владыко! Да будет оно многолетне и победительно со всеми повинующимися тебе Христолюбивыми воинствами и народами! Во вся дни живота твоего буди здрав, творя добро, о государь самодержавный!” Певчие возгласили Иоанну многолетие” (Карамзин. “История Государства Российского”,т. IV, гл. III).

Когда же государь не решался из чрезмерной осторожности сразиться с татарами, накануне выступления против Ахмета духовные пастыри смело обличили его. Московский митрополит Геронтий, архиепископ Ростовский Вассиан, игумен Троицкий Паисий и другие пристыдили Ивана III, и Вассиан сказал ему следующее: “Вся кровь падет на тебя за то, что, выдавши христианство, бежишь прочь, бою с татарами не поставивши и не бившись с ними. Или боишься смерти? Не бессмертный ты человек, смертный. А без року смерти нет ни человеку, ни птице, ни зверю. Дай мне, старику, войско, увидишь, уклоню ли я лицо свое пред татарами?”

Таковые речи дали Ивану III решимость. Русская Церковь устами своих святителей побудила государя на скорейшее прекращение татарского ига!

Как мы видели, латинянам удалось добиться учреждения в Киеве отдельной от Москвы митрополии. Присланный из Рима Григорий, ученик Исидора, не преуспел в своих попытках распространить лжеучение, настолько сильно было среди русского населения Православие. Осужденный соборно в Москве в 1459 г., западный митрополит, в конце концов, подчинился Константинопольскому патриарху и умер православным в 1473 г. Преемник его Мисаил (1474-1480), принадлежавший к княжескому роду Пеструцких-Друцких-Соколинских, стал всемерно противодействовать антиправославным мерам, вводимым поляками в Литве, и начавшимся преследованиям.

Король Польши Казимир IV, подталкиваемый латинским духовенством, волей-неволей принужден был исполнять директивы Рима и бороться со “схизмой”. В его письме к папе Павлу II король признался в 1468 г., что число сторонников романизма б это невелико, тогда как количество “схизматиков” в Литве возрастало. По приказу свыше, из Кракова король вызвал монахов бернардинов и основал для них монастырь в Вильне с целью поддержания там латинской веры.

Митрополит Мисаил написал папе Сиксту IV (1471-1484), преемнику Павла, “епистолию” от 14 марта 1476 г., жалуясь на притеснения православных и прося папу водворить мир и согласие; документ этот подписан был Мисаилом, духовенством и некоторыми мирянами⁶. Разумеется, Рим не только не препятствовал преследованиям, но всячески их поощрял. Так, около 1480 г. король издал запрет строить новые православные церкви в Вильне и Витебске.

В 1492 г. литовцы выбрали себе великого князя отдельно от Польши; королем польским стал сын Казимира — Ян-Альбрехт, а литовским государем — его брат Александр Казимирович. От Литвы, тем временем, постоянно отделялись русские князья, не желавшие служить полякам и латинянам и противящиеся проводимым стеснительным мерам. Так перешли к Ивану III на службу князья Вяземские, Новосильские, Одоевские, Воротынские, Белевские, а позже — Вельские, Новгород-Северские, Черниговские и др. Так как вотчины многих из них входили в Литовское государство, то Иван III потребовал их от Александра Казимировича и после войны с Литвой получил, а также заставил его признать свой титул “Государя всея Руси”. Заключив мир, Иван согласился выдать свою дочь Елену за Александра, предварительно заручившись его обещанием дать своей супруге полную свободу исповедовать “греческую” веру.

Иван III вручил дочери следующую письменную инструкцию касательно латинской веры: “Память великой княжне Елене: В божницу латинскую не ходить, а ходить в греческую церковь. Из любопытства можешь видеть первую или монастырь латинский, но только однажды или два раза. Если свекровь твоя будет в Вильне и прикажет тебе идти с тобою в божницу, то проводи ее до дверей и скажи учтиво, что идешь в свою церковь”.

Александр, вопреки своим уверениям тестю о полной свободе исповедания в Литве, исподтишка продолжал преследования, тем более, что новый митрополит Киевский Иосиф II Белгаринович (1498-1503), бывший епископ Смоленский, проявил себя как ярый сторонник унии с Римом. Иосиф написал папе Александру VI Борджия, что он признает Флорентийский Собор и свою церковь отдает под папское покровительство. Преемники Иосифа, к счастью, строго держались Православия.

Александр Казимирович, в свою очередь, написал Александру VI об обещании, данном Ивану III, не принуждать Елену к принятию латинства. Папа ответил, что Александр не должен был считать себя связанным обещанием, данным тестю-схизматику, а посему обязан приложить все силы для обращения жены. Тогда Александр запретил строить для Елены церковь и удалил из ее окружения православных. Узнав об этом, в 1499 г. подъячий Шестаков обратился с письмом к кн. Оболенскому, Вяземскому наместнику: “Здесь у нас, — писал он, — смута большая между латинами и нашим христианством; в нашего владыку Смоленского дьявол вселился, да в Сапегу тоже. Встали на православную веру. Великий князь неволит государыню нашу, великую княгиню Елену, в латинскую проклятую веру. Но государыню нашу Бог научил, да помнила науку государя-отца и она отказала мужу так: “Вспомнись, что ты обещал государю, отцу моему, а я без воли государя, отца моего, не могу этого сделать. Сделаю, как меня научит”. Да и все наше православное христианство хочет окрестить; от этого наша Русь с Литвою в большой вражде”.

Узнав об этом коварстве, Иван III послал в Литву Ивана Мамонова к Елене Ивановне, приказывая ей скорее до смерти пострадать, чем изменить вере греческой. В это же время перешли к Москве некоторые названные выше князья, жалуясь на то, что Александр Казимирович присылал к ним ренегата Иосифа, латинского епископа Виленского и монахов-бернардинцев с целью добиться перехода их в латинство.

Разгневанный Иван III начал против зятя войну (1500—1503) и русские войска разбили литовцев и их союзников, ливонских рыцарей, на Ведреше и под Мстиславлем. Через короля Венгрии Владислава Литва запросила мира и Иван III согласился.

Подписывая мирный договор, Иван потребовал, чтобы зять больше не смел принуждать Елену Ивановну к своей вере, построил бы для ее церковь и окружил православными слугами, добавив: “А начнет брат наш дочь нашу принуждать к римскому закону, то пусть знает, что мы ему этого не спустим, — будем за это стоять, сколько нам Бог пособит”.

Наконец в 1505 г. папа Юлий II (1503—1513) дозволил Александру жить с иноверной супругой “в ожидании смерти ее отца, уже очень старого, или какого-нибудь другого обстоятельства” (Догель. “Cod. Dipl. Regn. Pol.”, VI, 271; “Акты, относящиеся к истории Западной России”, I, прим. 115).

Такова была причина второй Литовской войны. В договоре с ливонским орденом также Иван III внес непременным условием неприкосновенность православных церквей в Ливонии. Защита Православия всегда стояла на первом месте в сношениях Москвы с иностранными государствами (Соловьев. Т. V, гл. V, с. 1572).

С.Соловьев пишет, что, поддерживая самые лучшие отношения с восточными патриархами и сочувствуя бедствиям Греческой Церкви, связь с которой не прерывалась, наблюдалось на Руси Иоанна III непреодолимое отвращение к латинству. Некий Филипп Петров из Пскова писал архиепископу Геннадию Новгородскому о спорах с латинскими монахами: “Пришли серые чернецы от немцев в Псков, да стали говорить о вере. Были у священников, а к тебе не захотели идти. Речь их такова: “Соединил веру наш папа вместе с вашими на осьмом соборе; и мы и вы христиане, веруем в Сына Божьяго”. Наши священники отвечали им: “Не у всех вера правая; если веруете в Сына Божия, то зачем Богоубийцам жидам последуете: поститесь в субботу и опреснок в жертву приносите? Зачем два Духа беззаконно вводите, говоря: и в Духа Святаго Господа Животворящаго, Иже от Отца и Сына исходящаго? А что говорите нам об осьмом Соборе латинском? То нам хорошо известно! Это сборище окаянное на нашей памяти было и едва убежал кардинал Исидор от нашего государя великого князя Василия Васильевича, царя всея Руси; об этом Соборе мы слышать не хотим, потому что отринут он Богом и четырьмя патриархами; будем держаться семи Соборов всемирных и поместных; они угодны Богу, потому что сказано: “Премудрость созда себе дом и утверди столпов семь””. Такова была твердость в вере новгородцев.

Сын Ивана Васильевича Василий III (1505—1533), последний собиратель Русской Земли, соединил все уделы под своей единодержавной властью и прославился присоединением к Москве Смоленска, более 100 лет пробывшим литовским, и вольного города Пскова. Этим Василий окончил дело своего отца. При нем Московское государство уже совершенно впитало в себя идеал царя — наследника Византии; в этом сказывалось влияние матери Василия Софии и приехавших в Россию многочисленных греков. Иностранцы дивились преображению Москвы и великолепию новых придворных церемоний.

Таким образом, сын Василия Иван IV Грозный действительно был вправе говорить, что он “и родился на царстве”. В глазах народа окончательное уничтожение удельных княжеств, конец татарского ига, присоединение русских вольных городов — все это должно было увенчаться царским венцом, что сделал Иван IV.

Оставалось, однако, большое зло: возросшее самоволие бояр и “княжат”, возомнивших себя вправе ограничивать власть царскую вмешательством во все государственные дела, а кроме того, “отъезжать”, то есть самовольно покидать службу и государство, что Иван IV приравнивал к измене и чересчур жестоко карал. Возникала лютая борьба между государем и боярско-княжеской олигархией и, если победа в конце концов осталась за династией, то обошлась она дорого. Удельно-дружинная попытка олигархического самовластия явилась одной из главных причин бедствий Смутного времени и народных брожений на Руси. В борьбе с этим злом, как и прежде, главной помощницей государей явилась Церковь.

Иван IV торжественно возводился на царство в 1547 г., когда ему минуло 16 лет. Однако, приняв древнюю шапку Мономаха в знак преемственности от Византии, Иван Васильевич, несмотря на униженное положение Греческой Церкви, захваченной турками, попросил ее узаконить свое возведение. Царь воспользовался приездом в Москву в 1557 г. греческого митрополита Иоасафа Евгрипского, чтобы вручить ему грамоту для Константинопольского патриарха, прося соборного благословения. В следующем году Грозный отправил восточным патриархам богатые дары, причем бедность некоторых была такова, что Герман II Иерусалимский (1534 – 1579) писал ему следующее: “…Многие здесь у Св. Гроба носят митры — армяне, абиссинцы и другие, только мы одни не имеем ее”. Митра была, разумеется, послана, а кроме того, оказана помощь русскому монастырю св. Пантелеймона на Афоне⁷.

В 1562 г. Собор греческих патриархов прислал грамоту, признающую Ивана IV достойным царского титула, так как род его ведется от Анны, сестры Василия Багрянородного, вышедшей замуж за св. Владимира, и Константин Мономах прислал с Ефесским митрополитом Владимиру Мономаху царскую утварь (см. гл. I, § 3). Грамота содержала, между прочим, следующее: “Всех сих ради причин и смирение наше, с согласия всех здесь обретающихся священнейших митрополитов и боголюбивейших епископов, действием же и благодатию Всевышнего, Живоначального и Совершителя Духа, преподает и дарует реченному царю, господину Иоанну, быть и называться ему царем законным и благочестивейшим, увенчанным и от нас правильно, вместе и церковно. И сие полезно всему христианству, по всему законно и проведено для утверждения и пользы всей полноты христианской”.

Грозный царь, омрачивший свое царствование жестокими преступлениями и пороками, многим обязан был Церкви. Историк проф. Виппер пишет: “Время малолетства Ивана IV — критический момент для Московского самодержавия, которое Герберштейну⁸ показалось властью, не имеющей себе равной на свете. Если монархия в Москве спаслась от крушения, не потерпела ущерба от “вельмож”, как в Польше, то всего более она обязана была своей могущественной союзнице — Церкви. Иерархи с какой-то особой горячностью ринулись в политическую борьбу: князья Шуйские, рассчитывавшие вытеснить правящий дом Калиты, встретили резкий отпор духовенства; в короткие три года им пришлось свергнуть одного за другим двух митрополитов, Даниила и Иоасафа. Но в результате церковники одержали победу: с 1542 г. начинается у правление знаменитого митрополита Макария… Под его влиянием Иван IV был объявлен в 1547 г. совершеннолетним, но поставлен под опеку священника Сильвестра, которая еще на шесть лет (1547—1553) оставляет в тени неоперившегося, не расправившего свои гениальные дарования будущего Грозного” (Виппер. “Иван Грозный”, 1922).

Митрополит Макарий, которому Русь обязана защитой самодержавия от боярской олигархии, погубившей, как было сказано, Галицкое княжество, так поучал Ивана IV, им венчанного: “Христолюбивому воинству будь приступен и милостив и приветен по царскому своему сану и чину. Всех православных христиан блюди и жалуй и попечение о их имей от всего сердца. За обидимых стой царски и мужески и не попускай и не давай обидити их не по суду и не по правде — сего бо ради, царю, приял еси правити хоругви великаго царства Российскаго и разсуди и прави люди твоя в правду”.

Мы неоднократно подчеркивали гармонию, царившую между русскими государями и митрополитами, что столь благоприятно отзывалось в массах, проникнутых духом Православия. С умилением летописец пишет о юном Иване: “Когда царь и великий князь достиг двадцатилетнего возраста, то, видя государство свое в великой скорби и печали от насилия и неправды⁹, он советовался с отцом своим Макарием митрополитом, как прекратить крамолу и укротить вражду, после чего велел собрать из городов людей всякого чину”.

За все время своего бурного правления Грозный сохранял таковой взгляд на необходимость тесного союза между престолом и своим народом, видя в этом непременное условие государственного благосостояния.

Иван, несмотря на тяжкие падения, твердо помнил это и, кроме того, рассматривал царскую власть как неразрывно связанную с Церковью и ее иерархией. Первая половина его царствования проходит под знаком веры и ознаменована несколькими Соборами, которыми живо интересовался царь. После славного покорения Казани, в котором Грозный принимал личное участие, Москва устроила ему торжественный прием. Карамзин приводит речь царя, обращенную к духовенству: “Собор духовенства православного! Отче митрополит и владыки! Я молил вас быть ревностными ходатаями пред Всевышним за царя и царство, да отпустятся мне грехи юности, да устрою землю, да буду щитом ее в нашествии варваров; я советовался с вами о казанских изменах, о средствах прекратить оные, погасить огонь в наших селах, унять текущую кровь россиян, вывести их из темницы, возвратить отечеству и Церкви. Дед мой, отец и мы посылали воевод, но без успеха. Наконец, исполняя совет ваш, я сам выступил в поле. Тогда явился другой неприятель — хан Крымский — в пределах России, чтобы в нашем отсутствии истребить христианство. Вспомнив слово Евангельское: “Бдите и молитесь, да не внидите в напасть!”, вы, достойные святители Церкви, молились и Бог услышал вас, и помог нам, и хан, гонимый единственно гневом небесным, бежал малодушно! Ободренные явным действием вашей молитвы, мы подвигались на Казань, благополучно достигли цели и, милостию Божьей, мужеством князя Владимира Андреевича, наших бояр, воевод и всего воинства, сей град многолюдный пал пред нами: судом Господним в един час изгибли неверные без вести, царь их взят в плен, исчезла прелесть Магометова, на ее месте водружен святой крест; области Арская и Луговая платят дать России; воеводы московские управляют землею; а мы во здравии и веселии пришли сюда к образу Богоматери, к мощам великих угодников, к вашей святыни, в свою любезную отчину, и за сие небесное благодеяние, вами испрошенное, тебе — отцу своему и священному собору мы с князем Владимиром Андреевичем и со всем воинством в умилении сердца кланяемся”.

Тут государь, князь Владимир и вся дружина воинская поклонились до земли. Иоанн продолжал: “Молю у вас и ныне, да ревностным ходатайством у престола Божия и мудрыми своими наставлениями способствуйте мне утвердить закон, правду, благия нравы внутри государства; да цветет отечество под сеною мира в добродетели; да цветет в нем христианство; да познают Бога истиннаго неверные, новые подданные России и вместе с нами славят Св. Троицу во веки веков. Аминь!” (Н.М.Карамзин. “История Государства Российского”, т. VIII, с. 171).

Добавим, что в Казань святители отправили в 1555 г. первым архиепископом Гурия, снабдив его утварью, книгами и деньгами для построения храмов и основания школ и приютов; ему был дан строгий наказ: никого не обращать насилием, а действовать в духе евангельском, как веками проповедовалась православная вера на Востоке и на Руси. Кроме того, Гурию вменялось в обязанность всегда заступаться за своих пасомых пред воеводами и всячески содействовать водворению среди татар — недавних супостатов Руси — мира и справедливости. Нечего и повторять, кажется нам, насколько прозелитизм эпохи Грозного царя разнился от тогдашних методов латинского миссионерства в Западной Европе, Литве, Южной Америке и т.д.

После покорения Астрахани русское влияние стало простираться до Кавказа. В 1559 г. князья Пятигорские и Черкасские просили Ивана IV прислать им отряд для защиты против набегов крымских татар и священников для поддержания веры; царь послал им двух воевод и священников, которые обновили павшие древние церкви, а в Кабарде проявили широкую миссионерскую деятельность, крестив многих в Православие.

Вообще царствование Грозного ознаменовалось неустанной проповедью Православия в далеких краях государства. Отметим житие преп. Трифона — новгородского уроженца — апостола Печенгских лопарей, и построенный им монастырь Св. Троицы в 1533 г. на реке Печенге за Колою. Этот ревностный проповедник основал еще на самой норвежской границе на реке Паэс храм во имя святых Бориса и Глеба. В 1558 г. преп. Трифон посетил Москву, собирая средства для своей миссии. Умер он в 1583 г. В то же время подвизался среди Кольских лопарей преп. Феодорит, также немало потрудившийся для Церкви. Новгородские архипастыри продолжили проповедь среди язычников, кое-где державшихся на Водской Пятине. Забота об этом видна в послании Макария, архиепископа Новгородского, адресованном в разные уезды Чудской области, где сохранились еще некоторые языческие обряды в народе. Завоевание Сибири Ермаком Тимофеевичем и его казаками и взятие им столицы Сибири — Искера — положили начало обращения тамошних инородцев: войска Ермака сопровождали два священника и иеромонах.

При Грозном скончался в России один из выдающихся ученых того времени преподобный Максим Грек (1470—1556), известный всему Западу гуманист, Михаил Триволис д’Арта. Он был другом Савонаролы и сотрудником ученого Франциска Пик де ля Мирандоль. Убедившись в пороках романизма, он стал обличать папство, особенно после мученической кончины Савонаролы, останки которого он подобрал у костра во Флоренции. Вернувшись на свою родину в Грецию, Триволис стал сотрудником патриархов Иоакима( 1500—1506) иПахомия(1506—1511). Приняв монашество, он поселился на Афонской горе и работал над переводами в Ватопедской обители. После он путешествовал по Балканам, в Египте и т.д.

Услышав о его трудах, Василий III послал на Афон делегацию с приглашением Максима в Россию. Там он приступил к исправлению и переводам священных книг и скоро привлек к себе учеников и последователей, из которых назовем кн. А.Курбского, защитника Православия в Польше. Своей основной задачей Максим Грек считал возобновление прежних сношений между Москвой и патриархом Константинопольским, прерванных пресловутой “Флорентийской унией”; он горячо ратовал также за освобождение греков от турецкого ига.

Максим Грек, автор многих богословских трудов, выступал безбоязненно как обличитель недостатков русского общества и как проповедник истинного христианства, в чем нашел таких известных учеников и соратников, как митрополит Макарий, священник Сильвестр и Адашев.

Его противники всячески старались обвинить Максима в ереси, и на борьбу с ними он потратил немало сил и здоровья. Пять последних лет своей жизни великий гуманист провел в Свято- Троицкой Сергиевой Лавре, где и скончался, окруженный всеобщей любовью и уважением.

Философская, филологическая и историческая деятельность преп. Максима Грека подробно исследована в сочинении И.Денисова “Максим Грек и Запад” (Брюссель, 1943 г., по-французски).

Век Грозного ознаменован также выходом в Москве первой печатной книги. Это был “Апостол” (в 1565 г.)¹⁰. Два памятника остались нам от этой эпохи, рисующие нравственный облик древнего русского общества, стремившегося, несмотря на все свои человеческие недостатки, строить жизнь по правде Божьей. Эти писания — “Домострой” и “Минеи” митрополита Макария (1542—1563).

В 1550 г. царь повелел составить новый царский Судебник, в котором особенно караются правители и судьи, обвиняемые в неправедном суде и взяточничестве. Напомним, что в 1497 г., при Иване III, дьяк Гусев составил “Судебник” на основании “Русской Правды”, судных грамот и обычаев Московского судопроизводства. Этот “Судебник” Иван IV счел нужным пересмотреть и дополнить. В отличие от княжиного (Гусевского), Судебник 1550 г. назван был “царским”.

Собор архиереев, созванный в Москве после возведения Иоанна IV на царство в 1547 г., занялся канонизацией ряда русских угодников и чудотворцев и их празднованием. Тому же был посвящен Собор 1549 г., также прошедший под председательством митрополита Макария. Постановлено было праздновать 12 святых повсюду на Руси, а 9 — только на месте их подвигов и прославления. Имена первых суть: свв. Иоанн, архиеп. Новгородский, Александр Невский, Павел Обнорский, Никон Радонежский, Савватий Соловецкий, Дионисий Глушицкий, Михаил Клопский, Иона, митрополит Московский, Пафнутий Боровский, Зосима Соловецкий, Макарий Калязинский, Александр Свирский. Ко вторым относятся: свв. Максим Юродивый (Москва), Арсений (Тверь), князья Константин, Михаил и Феодор (Муром), кн. Петр и княжна Феврония (Муром), Прокопий и Иоанн (Устюг). Кроме того, установлено было чествование многих святых, прославившихся до первой половины XVI в.

Собор 1551 г. занялся различными воспитательными и образовательными вопросами. На нем были обсуждены: вышеназванный царский “Судебник”, церковные суды, богослужения, поведение духовенства белого и черного, отношение Церкви к гражданской власти и т.д. Соборные решения составляли особую книгу ‘Стоглав”, или “Стоглавник”.

Собор 1553г. состоялся в Москве под председательством митр. Макария и в присутствии царя. На нем были осуждены некоторые еретики¹¹ на монастырское заключение. Собором 1564 г. было решено дать Новгородскому и Казанскому архиепископам право носить белый клобук, отличавший прежде одного митрополита Московского.

Московские Соборы 1573 и 1581 гг. снова разбирали вопрос о церковных землях.

Грозный, которого некоторые историки считают воплощением абсолютизма, на самом деле, несмотря на все свои жестокости, был одним из русских государей наиболее чутким к народной воле.

Мы уже сказали о предварительном всестороннем обсуждении на Соборе составленного при нем “Царского Судебника”. Желая оградить народ от хищений бояр, царь учредил систему областного самоуправления, которая, не будь Смутного Времени и последующей разрухи, смогла бы предотвратить некоторые пагубные результаты Петровых реформ.

Особенное внимание Иван IV обратил на устройство суда, а по его “Судебнику”, в городах и волостях нельзя было судить без общественных представителей. “На суде быть дворскому и старосте и лучшим людям” (Беляев. “Крестьяне на Руси”).

Согласно царским грамотам, крестьянам было дано право выбора своих приказчиков, старост, целовальников (т.е. присяжных, целовавших крест), сотских, пятидесятских, десятских. Для уголовных дел или “губных” (от слова “губить”) выбирались из их же среды “губные” приказчики, целовальники и дьяки.

Монастыри определяли свои отношения к крестьянам церковных земель “уставными грамотами”.

В управительной системе Грозного заметно желание сблизить царский престол с жизнью всех сословий путем привлечения толковых людей, независимо от их рода. Царь, говоривший, что ему — выше других поставленному, тем самым виднее то, что не видит “куриное око”, предвидя вред бюрократии, т.е. чиновничества (впоследствии ставшего костью между престолом и народом), хотел опираться на живые силы государства, самоуправляющиеся под верховенством царской власти. Грозный обратил также большое внимание на земские Соборы, созываемые государями для решения важнейших дел. Сам состав Соборов указывает нам на пользу этого характерного для Московской Руси учреждения. В Соборах принимали участие выборные служилые и тяглые люди со всего государства, благодаря чему их мнения, не в пример западным парламентам современных демократий, подлинно выражали народные настроения и чаяния.

Так, в 1566 г. земский собор в Москве призван был решать важнейший вопрос внешней политики — войны или мира с Литвой, и Иван IV поступил согласно соборного приговора. Один этот факт полностью разрушает обвинение Грозного в абсолютизме.

Независимо от своих личных качеств и недостатков самодержавный государь, стоявший выше сословных и социальных делений, черпая силу и полноту власти из своего органического единения с народом и союза с Церковью, несомненно являлся в то время, в этот жестокий для народов Европы XVI век, монархом наиболее совершенного типа.

Россия, выпутавшаяся из-под тяжкого монгольского ига, нуждалась в перестройке многих отраслей своего быта и в экономических и технических усовершенствованиях, введенных на Западе. Вместе с тем, система правления была налажена правильно, отвечая полностью тем идеалам, на которых веками возрастала русская государственность, окончательно оформившаяся в Москве.

Иван IV глубоко сознавал свою ответственность пред Богом за служение русскому народу, как до него сознавали это лучшие князья, создававшие государство. Несмотря на все войны и внутренние потрясения, Россия крепла и одухотворялась, покуда оставалась нерушимой гармония, царившая между Церковью и государством.