5. Трагедия православных в Польше

Мы видели, что после провозглашения Брестской обманной унии, несмотря на бурное возмущение всей православной паствы, в Польше “схизма” официально была объявлена вне закона и как таковая подверглась правительственным гонениям. Король Сигизмунд III запретил поставление архиереев на кафедры епископов-ренегатов, вследствие чего на всю многомиллионную православную паству осталось всего два епископа: Львовский и Перемышльский, а митрополичья Киевская кафедра оказалась в руках униатов — сперва Рагозы, затем Поцея.

После ареста экзарха Никифора православные лишились всякого руководства, и положение становилось тем более трагичным, что иезуиты всемерно интриговали против оставшихся верными иерархов, монастырей и братств.

Известную моральную помощь оказал гонимым Александрийский патриарх Мелетий Пигас(1590—1601). Мы уже упоминали его полезное апологетическое сочинение, изданное кн. Острожским при помощи Львовского братства (см. § 3).

После кончины Константинопольского патриарха Феофана Карикиса в 1597 г. Мелетий около года выполнял обязанности местоблюстителя престола. Когда из южной России вернулся его протосинкел, ректор Острожского училища, уже известный нам по Брестскому Собору архимандрит Кирилл Лукарис, Мелетий узнал обо всем случившемся в Польше и о трагичном состоянии Церкви после измены иерархов.

В августе 1597 г. патриарх отправил кн. Острожскому и всей пастве замечательное послание, укрепляя их в верности Церкви; оно было позже помещено в знакомом уже нам сочинении “Апокризис” (§ 3), уничтожавшем униатские доводы иезуита Скарги.

Управление церковными делами в Западном Крае Мелетий поручил трем “экзархам”: епископу Гедеону Львовскому (ставшему после Брестского Собора одновременно экзархом-наместником патриарха и местоблюстителем митрополичьей кафедры), своему протосинкелу Кириллу и кн. Острожскому.

В своем послании “Боголюбезнейшему епископу Львовскому Балабану, о Господе брату и сослуживцу превожделенному”, отправленном из Константинополя в 1598 г., патриарх особенно призывал к согласному сотрудничеству с братствами, в частности со Львовским. Кроме того, Мелетий написал послания и к некоторым братствам (напр., Виленскому от 23 марта 1597 г.), хваля их энергию и твердость.

Патриарх действительно отмечал ценность братств, величая их: “священными общинами, дружинами Царя Великаго, фалангами православными, искушенным торжественным единением братьев, которые записаны на небесах в книге Бога Живаго” и “ковчегом, сохраняющим семена благочестия для приобретения и вожжения утеряннаго света, сынами обетования, для котораго вы несколько искушены, ради своей безупречной веры, и, обнаружив себя достойными Бога, будете приняты вместе с Отцами, верою приобретшими обетование… вы достанете невянущий венец, его возложит Праведний Судия в день оный, подвизающимся согласно Павлу или с Павлом” (И.И.Малышевский. “Александрийский патриарх Мелетий Пигас и его участие в делах Русской Церкви”. Киев, 1872 г., т. I-II).

Этими действиями патриарху удалось временно поддержать церковную жизнь в Польше, но враги Православия не дремали. Удаленный султаном в Александрию, Мелетий в октябре 1599 г. написал послание Поцею, занимавшему Киевскую кафедру, обличая его измену и умоляя вернуться к истине.

В начале 1600 г. он достойно ответил королю Сигизмунду III, который смел призывать его к унии с Римом и цинично оправдывать аресты православных и перехватывание писем, посылаемых Восточными патриархами. Посланный к королю для его увещевания Кирилл Лукарис не доехал до столицы и из Львова принужден был вернуться в Египет, где в 1601 г. заменил Мелетия на Александрийском престоле.

Политика Сигизмунда III в Смутное время и его притязания на Московский престол, а также нараставшие в стране неудовольствия повлияли на Варшавский сейм 1607 г. Сандомирское дворянство потребовало уничтожения унии и смещения униатских иерархов, вносящих смуту в православную паству. Этого, конечно, сейм исполнить не был в силах, однако в его конституцию была внесена все же особая статья “О религии греческой”. В ней обещалось не нарушать прав народа исповедывать Православие и не запрещать свободное отправление церковных обрядов. Благодаря стараниям иезуитов обещание это, разумеется, осталось призрачным. Поцей продолжал отнимать церковное имущество епархий и монастырей, монахов ловили на дорогах, били и сажали в тюрьмы, гражданские должности отнимались у православных в пользу униатов, церкви запечатывались и т.д. Поцей наложил бы руку даже на древнюю Киево-Печерскую Лавру, но ее отстоял архимандрит Никифор Тур, участник Брестского Собора. Не удалась Поцею и попытка конфисковать Киевский Софийский собор.

Кроме того, как было сказано, Поцей выгнал из Троицкого монастыря Свято-Троицкое Виленское братство, заменив его униатским братством во главе с архимандритом Иосифом Рутским, воспитанником иезуитов. Православные братия переселились в обитель Св. Духа и начали тщетное судебное дело против митрополита.

Результатом действия Поцея в Вильне было отнятие в 1609 г. всех виленских православных храмов в пользу униатов, кроме монастыря Св. Духа. Иосиф Рутский стал преемником Поцея в Киеве (1613-1637).

Любопытно, что для скорейшего завершения унии латиняне прибегли к преобразованию православных храмов: они стали уничтожать иконостасы, ставить органы и т.д.

Гонения достигли сильнейшего напряжения: монастыри опустели, епископов не стало…

Все это подробно изложено в книге Мелетия Смотрицкого, “Фринос”,т.е. “Плач Церкви Восточной”, написанной в 1610 г. Успех книги был столь велик, что Сигизмунд III наложил запрет на это сочинение как на “возбуждающее бунт против власти духовной и гражданской”. Отобранные экземпляры “Фриноса” были сожжены правительством. Положение казалось безвыходным.

Депутат Волыни Лаврентий Древинский изложил сейму 1612 г., что в Литве дети умирают без крещения, покойники вывозятся из города без отпевания, как падаль, ни браков, ни таинств не совершается.

И вдруг неожиданно, возвращаясь из Москвы после посвящение патриарха Филарета, вернувшегося из польского плена (отца первого царя рода Романовых, Михаила Феодоровича), в Киев приехал в 1620г. Иерусалимский патриарх Феофан IV (1608-1644). Прибыл он Великим постом и сразу убедился в ужасном состоянии православной паствы. Его стали упрашивать верующие, в частности ревностный защитник Церкви гетман Запорожского войска Петр Конашевич-Сагайдачный (†1622), срочно поставить им епископов. Для сохранения полнейшей тайны из-за боязни короля и латинян ночью 6 октября 1620 г. патриарх совершил в Киевском Братском монастыре посвящение в епископа Перемышльского Исайи Копинского. Обряд этот происходил при тихом пении одного патриаршего монаха.

9 октября так же был поставлен Киевский митрополит Иов Борецкий, затем в Белой Церкви и других местах¹ епископы Полоцкий, Владимирский, Луцкий и Холмский. Авраамий был поставлен на Пинскую кафедру. Так как гетман Сагайдачный пользовался в то время расположением короля, нуждавшегося в казаках, действия Феофана IV, скрытые гетманом, не повлекли за собой неприятностей для патриарха, благополучно вернувшегося на Восток в январе 1621 г.

Заметим, что нерегулярное казачье войско всегда стояло крепко за Православие. Незадолго до этого пострадали за веру противники унии гетман Косинский, схваченный обманом поляками в 1592 г. и замурованный в стену, а также преемник его Павел Наливайко, сожженный поляками в Варшаве в 1597 г.

В 1607 г. запорожцам вернули их вольности благодаря Смутному времени, чем воспользовался для защиты Церкви в Киеве Сагайдачный, на которого Сигизмунд напрасно рассчитывал как на CBOCI о союзника для борьбы с Москвой.

Орден иезуитов, прослышав о совершенных тайных посвящениях, встревожился и про патриарха стали ходить порочащие его слухи: будто он самозванец, шпион и т.д.

Появился королевский указ против новых епископов. Однако казаки пригрозили королю, что не будут содействовать полякам, если епископов не признают законными.

В 1621 г. эти епископы издали “Правила или советование о благочестии”, осуждая униатов, с которыми строго воспрещалось какое-либо общение до тех пор, пока они не раскаются на исповеди в своей измене. Рекомендовалось основывать православные школы, подчеркивалась польза работы братств, советовалось посылать верующих на Афон для духовного совершенствования, искать общения со всеми православными церквами и т.д.

Латинское духовенство, боясь выполнения такой программы, сделало все возможное, чтобы обвинить православных в государственной измене.

Под казачьей угрозой сейм 1623 г. все же вынужден был изъявить готовность утвердить права православных, а также содействовать их примирению с униатами. Это сильно раздосадовало Ватикан. Иезуиты повсеместно разжигали страсти против “схизматиков”. В то время в Полоцке был епископом иезуит Иосафат Кунцевич, особенно известный своим антиправославным фанатизмом. Он всемерно угнетал полоцкую православную паству, окормляемую новопоставленным епископом Мелетием.

Жителей Витебска Иоасафат просто лишил всех церквей и службы совершались за городом в палатке. Дошло до того, что даже канцлер — Лев Сапега, будучи сам униатом, вынужден был сдерживать неистового иезуита. В послании от 12 марта 1622г. Сапега упрекал епископа в превышении архиерейской власти, вопреки папским и королевским приказам (в частности обвиняя Иоасафата в преследовании казаков, столь нужных королю!), в рукоположении недостойных священников, в закрытии храмов, в издевательстве над верующими и т.д. Сапега ему писал: “Вы потеряли и тех, которые в Полоцке у вас в послушании были. Из овец вы сделали их козлищами, навели опасность государству, а может быть, и гибель всем нам — католикам. Вот плоды вашей хваленой унии, ибо если отечество потрясется, то не знаю, что в то время с вашей унией будет! Если бы Св. Отец видел, какие по причине вашей унии происходят в отечестве нашем неустройства, то без сомнения соизволил бы на то, чему вы так упорно противоборствуете… Жидам и татарам не запрещается в областях королевских иметь свои синагоги и мечети, а вы печатаете христианския церкви!” (курсив наш).

Золотые слова, которые полезно было бы вспоминать полякам в XX веке!

Кунцевич не обращал внимания на увещания канцлера и гонения в Полоцке и Витебске все усиливались. В ноябре 1623 г. в Витебске архиерейские слуги грубо схватили православного священника, шедшего совершать литургию в шалаше. Возмущенные верующие, выведенные из терпения, убили самого Иоасафата во время настоящего бунта в городе.

Немедленно весть об этом убийстве была иезуитами распространена по всему свету, причем Кунцевич ими изображался как мученик за латинскую веру.

Папа Урбан VIII (1623-1644) написал королю следующее любопытное послание от 10 февраля 1624г.: “Враги наши не спят; день и ночь отец вражды плевелы сеет, дабы в вертограде церковном терние произрастало, вместо пшеницы. Следует и нам с не меньшим прилежанием исторгать ядовитые корни и обрезывать безплодныя ветви. Иначе все страны заглохнут, и те из них,которыя должны быть раем Господним, станутразсадником ядовитых растений и пастбищами драконов. Как легко это может случиться в России — научают настоящия бедствия. Непримиримый враг католической религии — ересь схизматическая, чудовище нечестивых догматов вторгается в соседния провинции и, хитро прокравшись в совещания казацкия, осмеливается защищать дело сатаны и грозить гибелью правоверной истине.

Востань, о царь, знаменитый поражением турок и ненавистью нечестивых! Прими оружие и щит и, если общее благо требует, мечем и огнем истребляй эту язву.

Дошла до нас весть, что там устраивают схизматическия братства, издаются новые законы против униатов. Пусть королевская власть, долженствующая быть защитой веры, сдержит такое святотатственное буйство. Так как нечестие обыкновенно презирает угрозы наказаниями невооруженныя, то да постарается твое величество, чтобы лже-епископы русские, стремящиеся возбуждать волнения и господствовать в казацких кругах, достойное такого дерзкого поступка понесли наказание. Да испытает силу королевского гнева факел мятежа и вождь злодеев патриарх Иерусалимский и своим бедствием сдержит дерзость остальных” (курсив наш).

Этот знаменательный папский документ, полностью приведенный С.Соловьевым, был рассчитан для подстрекательства польского короля против Православия. Урбан VIII совершенно ясно предписывал королю, во имя Бога, усилить натиск на “схизматиков”, превознося гнусное убийство поляками несчастного экзарха Никифора. Послание это служит неопровержимым доказательством того, что Рим и его доверенные духовные лица с начала до конца руководили политикой Польши в отношении Православной Церкви, рассчитывая на беспредельную преданность поляков римскому престолу, не в пример многим западным королевствам. Рим, посредством иезуитов добившийся нестроений в православной иерархии, путем лжи и обмана породивший унию, теперь всячески толкал поляков “исторгать ядовитые корни”, т.е. уничтожать всемерно строптивых “схизматиков”. Если польское государство виновно в этом вековом преступлении перед Церковью, то не следует забывать, что главная ответственность за его действия падает на Ватикан, руководивший королями и разжигавший их фанатизм.

Папы и римская курия ответственны за злодейства и кощунства, соделанные в Польше, а не пресловутый русско-польский антагонизм или империализм царей, как пытаются доказать нам некоторые историки.

Этот же папа Урбан патетически писал об убийстве Кунцевича — “мученика” Римской церкви: “Кто даст очам нашим источник слез, чтобы могли мы оплакивать жестокость схизматиков и смерть Полоцкого архиепископа? Где столь жестокое преступление вопиет о мщении, проклят человек, который удерживает меч свой от крови! Итак, могущественный король! Ты не должен удерживаться от меча и огня. Да почувствует ересь, что за преступлениями следуют наказания. При таких отвратительных преступлениях милосердие есть жестокость”.

Так, “викарий Христа” Урбан VIII открыто и упорно требовал жестокой расправы над православными, заранее благословляя действия “огнем и мечем”, столь щедро награжденные индульгенциями его славных предшественников — пап XIII века. Расправа не заставила себя долго ждать.

Как будто нарочно председателем следственной комиссии по делу убийства Кунцевича назначен был его недавний обличитель — канцлер Лев Сапега! Из боязни казаков поляки прибыли в Витебск с войсками. В три дня суд вынес свой приговор: два бургомистра и 18 граждан погибли на плахе; имения их и ста других обвиненных были конфискованы. Витебск потерял все свои привилегии, городскую ратушу разрушили, колокола сняли и два православных храма были снесены до основания.

Донося об этом кардиналу Бандина, митрополит Иосиф Рутекий писал: “Великий страх после этого напал на схизматиков; начали понимать, что когда сенаторы хотят приводить в исполнение приказы королевские, то не боятся могущества казацкого” (С.Соловьев. “История России”, т. X, с. 1470).

Забегая вперед, заметим, что другой иезуит—Андрей Бобола — был за такое же поведение убит казаками возле Пинска 10 мая 1637 г. Любопытно, что о нем долго молчала Римская церковь, тогда как Кунцевич уже 16 мая 1643 г. был признан “благословенным” папой Урбаном VIII, а Пий IX канонизировал его 29 июня 1867 г. Боболе же пришлось дожидаться 1938 года. Канонизацию его совершил Пий XI в день католической Пасхи. Как пишет К.Николаев, иезуитам удалось ценой каких-то уступок советской власти перевезти гроб Боболы из СССР в Рим, откуда иезуиты же перевезли его в свою церковь в Варшаве. По случаю этого торжества, примат Польши кардинал Хлонд написал следующее: “По примеру св. Боболы, мы должны поддерживать работу для единства Церкви среди потомков героических униатов всенародно, искренно, бесстрашно… Нужно идти следами Боболы и стольких, потерявших чувство самосохранения, апостольских безумцев для поддержания на восточных рубежах церковного единства” (К.Н.Николаев. “Восточный обряд”, с. 261).

Подобные похвалы по адресу рьяных преследователей Православия в XVII в., возведенных Римом в лик угодников Божьих, доказывают нам, что за триста лет мало что в сущности изменилось у латинян в отношении “схизмы”.

В итоге поплатилась за подобные эксцессы и невежество пап Польша, избранная плацдармом для борьбы с Православием.

Вернемся к XVII столетию. Казаки все больше и больше стали выступать в роли защитников гонимой веры в Западном Крае, независимо от удалых набегов и на Московскую Русь, и на Польшу, и на Швецию, и на турецкие земли. Помимо нами упомянутых гетманов, пострадавших за веру, история сохранила еще имена борцов за Православие, казаков Самуила Кошки и Ивана Куцка. Относительно Сагайдачного, заметим, что в 1620 г. он бил челом царю Михаилу, заявляя о желании казаков, как и встарь, служить русским православным государям.

Казацкая угроза, о которой упоминал папа Урбан VIII, действительно сильно страшила Польшу. Поляки привыкли рассматривать казаков, как неизбежное зло. Публицист Пальчовский издал в 1618г. книгу “О казаках — уничтожить их или нет?”, признаваясь в заключении, что бессмысленно было бы и мечтать Польше о двухсотлетней войне, которая бы потребовалась для уничтожения казачества.

Митрополит Киевский Иов Борецкий, видя, что поляки стали опечатывать храмы в 1624 г., известил об этом Запорожье.

Гетман Калиник Андреев немедленно прислал ему двух своих полковников с казаками, которые выгнали насильников и открыли церковь народу. Король выступил было против них в Малороссию, но дело закончилось перемирием.

Митрополит Иов обратился в 1625 г. к царю Михаилу, прося его принять Малороссию под свою защиту против латинян, но царь уклонился от этого, не обладая еще достаточной силой, залечивая раны Смутного времени.

Ярый враг Православия Сигизмунд III умер в 1632 г.