2. Возвращение древних русских вотчин и конец унии

На коронацию Екатерины II прибыл епископ Белорусский — Георгий Конисский, в трогательной речи изложивший во всех подробностях трагедию православных в Польше и их бесправное положение. В феврале 1763 г. Синод обратился к императрице, прося ее оказать, наконец, действенную помощь гонимым и утверждая, что еп. Георгию опасно возвращаться в свою епархию, покуда Россия не выступит на защиту православных.

Когда королем Польши был избран в 1764 г. ее любимец — граф Станислав Понятовский, многие действительно стали надеяться на улучшение положения. На сейме был поднят вопрос о православных. Станислав потребовал письменно прекращения гонений от униатского духовенства, настаивая на предоставлении религиозных прав малороссам. Благодаря этому центрами Православия стали Переяславская кафедра епископа Гервасия (Линцевского) и Матронинский монастырь в польской Малороссии. Заметно стало движение возврата из унии в Православие многих приходов.

Мероприятия короля вызвали яростную реакцию латинского духовенства и шляхты, ненавидящих Россию, и гонения на православных повсюду еще усилились.

Вследствие этого, Кейзерлинг и посланник кн. Н.В.Репнин получили рескрипт императрицы от 5 апреля 1764 г., повелевающий им “употребить всевозможные старания, дабы собственные наши единоверные, так и прочие диссиденты, обязанные между собою ко взаимной обороне формальным актом 1599 г., во все прежние права свои преимущества точным и ясным законом восстановлены, да и впредь, как в персонах и имениях своих, так и в принадлежащих им епархиях, монастырях и церквах от всяких нападков римского духовенства охранены и прежде отнятые, сколько возможно, им возвращены были”.

Репнин ответил: “Привести их в полное равенство с католиками считаю невозможным без насилия”.

Панин написал ему: “Персональная Ее Императорского Величества слава заинтересована в доставлении диссидентам справедливого удовлетворения”.

Кн. Репнин понимал, что католический фанатизм неодолим и что в защиту православных следовало показать силу. Страсти разгорались.

На сейме 1766 г. Краковский епископ Солтык фанатической речью добился признания врагом отечества всякого, кто осмелится выступить в пользу иноверцев (диссидентов). Папа Клим ент XIII, в свою очередь, прислал послание против уступок “диссидентам”, что еще более воодушевило латинян. Солтык повсюду рассылал свои пастырские послания, гласящие: “Любезнейшие сыны, пастырству нашему порученные! Упражняйтесь во всякого рода добрых делах, взывайте с сокрушением духа Трону Милосердия, чтобы ниспослал Духа Святаго на сейм для утверждения веры святой — католической, для мужественного отпора претензиям диссидентов, для сохранения основных прав вольности”.

Своему другу Виельгурскому же Солтык писал, как политик: “Императрица домогается двух вещей: генерального поручительства за конституцию и восстановления диссидентов. Что касается диссидентов, то покой нации зависит от того, чтобы диссиденты, а именно — не униаты, не были ни в сенате, ни в министерстве” (С.Соловьев, т. XXVII, гл. III, с. 147-148).

Интриги папского нунция Дурини тоже разжигали антиправославные настроения. В ответ на эту агитацию императрица велела двинуть русские войска в польскую Малороссию. На сейме 1767 г. кн. Репнин принужден был арестовать еп. Солтыка, Залусского и других фанатиков. Сейм, пораженный такой решительностью, проголосовал за просимые уступки православным и уравнение прав диссидентов с латинянами, но лишь только русские войска удалились, недовольные королевской политикой и уступками образовали в 1768 г. Барскую конфедерацию.

Договор 1768 г., заключенный с Польшей, вернее, с королем Станиславом, далеко не обладавшим действительной властью в стране, основываясь на законе сейма 1767 г., восстановил права “диссидентов”. Он гарантировал неприкосновенность право-

славных и их церковных имуществ, в частности — Белорусской архиерейской кафедры и архимандрий: Слуцкой, Виленской, Минской, Пинской, Брестской, Яблочинской, Вельской и Дрогичинской. Можно себе представить, каким гонениям подвергались православные, когда в 1768 г. в Вильне оставалось всего 67 православных семей! (см. “Виленское Братство”. Труды Киевской академии, сентябрь, 1899).

Уравнение прав “диссидентов” с католиками вызвало противодействие со стороны униатов. Усилились бесчинства над малороссийским населением. Пример показывали паны, фанатизированные своими духовниками. За 1768 г. в Малороссии насчитывалось 86 актов насилия над православными приходами, не считая множества единоличных истязаний и оскорблений верующих. Так, один униатский чиновник, обрезывая волосы священнику, глумился над ним, говоря: “Я теперь тебя стригу, а ты, может быть, шкуру будешь с меня лупить” (“Материалы для истории Православия в Западной Украине”. Архив Юго-Западной России, т. I, II).

Насилия униатов породили в Малороссии страшную реакцию — “гайдамаков”, предводимых Железняком и Гонтой. Они учинили жестокую расправу над латинянами и бунт их пришлось укрощать при помощи русских войск кн. Репнина, что тяжко отразилось на народе.

После усмирения гайдамаков снова возобновились гонения православных.

В 1769г., помимо короля, польские конфедераты предложили туркам заключить с Польшей договор, направленный против России. Султану была предложена вся Киевская область, взамен уступки Польше Смоленска, Стародуба, Чернигова и Ливонии. Туркам уступались все крестьяне “русской веры”, диссиденты с их женами и детьми и имуществом (С.Соловьев, т. XXVII, с. 56).

Узнав об этом, императрица Екатерина II писала: “Смешной смысл крестовых походов не помешал польскому духовенству, под влиянием папского нунция, проповедовать крестовый поход против меня, и эти безумные самозванные конфедераты, для опустошения собственных провинций, обещанных ими Порте, одною рукою взяли крест, а другою подписали союз с турками.

Зачем? Затем, чтобы помешать четверти польского народонаселения пользоваться правами гражданства” (“Сборник Русского Исторического Общества”, т. X, 1769 г’.).

Однако турки ответили одному из конфедератских вождей — Иоахиму Потоцкому — на его просьбу войск для того, чтобы выгнать из Польши русских, — что прежде поляки должны принять магометанство, а затем только турки им охотно помогут!

Русские войска начали борьбу с “конфедератами”, бродившими повсюду, грабившими и без того обездоленное население. Заметим, что под влиянием Ватикана их поддерживала Франция, а Австрия Марии-Теризии давала им приют.

Наконец, внутренние смуты в Польше и победы Суворова положили конец польской независимости. Пруссия и Австрия ввели в Польшу свои войска и воспользовались русскими победами в своих интересах, за счет Речи Посполитой. Фридрих Великий присоединил к Пруссии Померанию и часть Великой Польши, а Астрия взяла искони русский край — Галицию.

Вследствие этого первого раздела Польши в 1773 г., наконец, воссоединилась с Россией Белоруссия, что вполне отвечало самым сокровенным желаниям ее несчастного населения и исторической справедливости.

Вместе с Могилевской кафедрой к России вернулись ее округа: Оршанский, Рогачевский и Мстиславский; к Псковской же епархии присоединены были: Полоцкий, Витебский и Двинский. Архиепископ Георгий Конисский громко выразил радость своих многострадальных пасомых, говоря: “Я, находясь между сим народом, нахожусь, кажется, между израильтянами, от Египта исходящими, между христианами времен Константиновых”¹. Многие, насильно обращенные в унию, белорусы, стали возвращаться к Православию.

Тем временем, папа Климент XIV буллой “Dominus ас RedemptorNoster” от 21 июля 1773 г. упразднил орден иезуитов вследствие непрестанных жалоб почти всех католических государей на их интриги и аморальные поступки. Французский парламент Людовика XV еще в 1764 г. обнародовал целый обвинительный акт против антихристианской деятельности иезуитов, что повлекло их изгнание из королевства. Португалия выгнала орден еще в 1759 г.; Испания — в 1764 г.; Парма — в 1768 г. Король Испании — Карл III, возмущенный жестокосердой политикой иезуитов в своих Южно-Американских владениях, изгнал их оттуда в 1767 г. по просьбе своих губернаторов и епископов, а также вождей истребляемых иезуитами индейских племен. В 1773 г. орден насчитывал около 23.000 человек.

Екатерина II, гордившаяся своим либерализмом не менее чем дружбой с Вольтером и энциклопедистами, не замедлила оказать ордену свое покровительство, следуя советам Фридриха Великого.

Прельщенная изяществом манер, светским лоском и живым умом этих культурнейших “воинов-монахов”, императрица решила дать им приют в России. Делая это, она сознательно забывала о всех кознях, причиненных орденом западным православным в течение столетий их господства в Польше. Пуская иезуитов в Россию, где они вскоре избрали своего “генерала-викария”, Екатерина тем самым открывала путь их антирусской и антиправославной деятельности в обеих столицах.

Вряд ли ей был известен секретный рапорт иезуита о. Фавста, папского агента при короле Станиславе Понятовском, писавшего о ней следующее: “Пока она (имп. Екатерина II) жива, все будет удаваться россиянам, и самые их ошибки будут обращаться же в пользу, а для противников — победы будут равняться поражениям. Когда же Екатерина отойдет в вечность и в ее наследнике не окажется ни ее прозорливости, ни стойкости убеждений, ни умения выбирать себе помощников, ничего такого, что нужно России, а так как возрождение Польши зависит от ошибок и заблуждений России, а благоденствие свое она может почерпнуть только в ослеплении своей вековой соперницы, то наш долг терпеливо ждать перемены и, по мере возможности, подготовлять почву к восприятию того, что пошлет нам судьба”.

Судьба послала иезуитам в России некоторое число горячих приверженцев среди придворных и аристократических кругов.

Отсутствие патриаршей власти в России особенно ярко чувствовалось в этот торжественный момент воссоединения веками гонимых православных с Матерью-Церковью.

Либерализм императрицы, принявшей столь радушно злейших врагов Православия, отразился и на ее правлении. Екатерина, продолжая антицерковную политику Петра I, упр,°”~ нила за ненадобностью 252 монастыря, а 161 предоставила жить только на подаяния. К русским святителям она относилась с недоверием и ее блестящее царствование омрачилось недостойными великой императрицы жестокостями в отношении духовенства. Ее “Коллегия Экономии” — наследница “Монастырского Приказа” — попросту отняла у Церкви около миллиона крестьянских душ в пользу государства, а монастыри и епархии были разделены на три категории, получающие соответствующее содержание от “коллегии”.

Против таких цезаропапистских мероприятий восстал Арсений (Мацеевич), митрополит Ростовский, обвинив императрицу в “сребролюбии и лукавстве” и в приверженности к материалистическим западным теориям. Арсений был одним из образованнейших иерархов Русской Церкви, равный и по духу и по смелости св. Филиппу, митрополиту Московскому. Екатерина сперва в 1767 г. сослала его в монастырь под Полярный круг, в надежде, что он одумается; затем, переодев в мужицкое платье, с прозвищем “Андрея Враля” заключила его в Ревельскую крепость. Так как Владыка не переставал обличать ее антицерковные меры, он был замурован в Ревельском равелине, где он скончался от холода и лишений в 1772 г.

Естественно, при таких условиях внутренняя церковная политика не могла быть на высоте. Ввиду того что единственная православная Белорусская епархия отошла к России после первого раздела Польши, некому стало поставлять священников для оставшихся в королевстве православных. Вскоре там ощутился недостаток священнослужителей и для треб стали приезжать из Молдавии и Валахии!

Тем временем, в 1773г. императрица вернула из ссылки злейшего врага Православия епископа Солтыка.

Рассуждая о морали в политике, Солтык объявил русскому посланнику Штакельбергу: “То, что вы называете обманом, я называю политической штукою, хитростью, позволенною в подобных случаях, наконец “restrictio mentalis” (см. ч. I, гл. V, § 6). Знайте, что я смолоду учился у иезуитов”. Штакельберг ему ответил: “Я не учился у иезуитов и ненавижу макиавеллизм; религию и нравственность я никогда не брал для прикрытия интереса моих страстей” (Соловьев, т. XXIX, с. 43).

Недавние тяжкие поражения и раздел государства не образумили поляков: латинское и униатское духовенство снова подняло гонения против “диссидентов”, права которых вновь стали попираться, несмотря на узаконенные решения сеймов 1767 и 1768 гг.

Панин писал Штакельбергу: “По конституции 1768 г. диссидентам должно было возвратить отнятые у них церкви и, если некоторые действительно возвращены, то их не много в сравнении с теми, которые еще находятся в руках католиков и униатов. Мы не можем согласиться, чтобы люди, которым мы покровительствовали с таким усилием, были отданы в жертву их прежним гонителям”.

23 января 1774 г. Штакельберг в свою очередь писал Панину из Варшавы: “Начиная с короля до последнего депутата, никто не смеет высказаться в пользу греков-неуниатов и диссидентов, если бы даже в глубине своего сердца был убежден в правоте их дела: фанатизм, вместо того, чтобы уменьшаться, — усилился! Страх теперь не действует, как прежде, по причине ханжества Венского двора… Барон Ревицкий (Австрийский посол в Варшаве) твердит свое, что, особенно при настоящем положении дел, при чрезвычайном уменьшении жителей этого вероисповедания (православного) вследствие раздела, неприлично давать им место на сейме наравне с католиками и, вообще, его двор сделал внушение в Петербурге и особенно в Берлине, где признали справедливость того, что Австрия — государство католическое — не может заступаться за диссидентов. Легко представить себе впечатление, производимое на поляков поведением Венского двора. Приехав в Польшу, я нашел народ исполненным предубеждений против России и ослепленным своею неблагодарностью!”

3 марта Штакельберг писал: “Бенуа (Прусский посланник) мне обещал действовать заодно в борьбе с предрассудками, увеличению которых так содействовали папский нунций и барон Ревицкий. Первый толкует об анафеме, а другой обещает именем своего двора деньги и помощь, хотя мне говорит, что он нейтрален”.

Еще 7 мая 1776 г., согласно рескрипту императрицы, Штакельберг попытался заступиться за гонимых: он описал польскому правительству “самым чувствительным образом…” все бедствия православного духовенства, прося помощи и справедливости для гонимых. Ему был дан давно знакомый ответ: без комиссии все труды и ноты останутся бесплодными. Штакельберг заключил, что нужно упомянутую комиссию назначить для выслушивания взаимных жалоб лиц обоих вероисповеданий.

Только в 1785 г., по энергичному требованию архиепископа Георгия Конисского, Екатерина назначила в Польшу епископа Виктора (Садковского) на Перемышльскую кафедру для окормления православных, что следовало бы сделать в 1773 г. Однако таково было могущество латинской партии, что в 1789 г. Варшавский сейм приказал сместить и арестовать еп. Виктора, который был насильно увезен в столицу!

Рим серьезно опасался окончательного развала своей многовековой деятельности в пользу унии. Ведь уже с 1781 по 1783гг. около 120.000 человек добровольно покинули насильно навязанную им унию и вернулись в Православную Церковь.

Наконец, непрестанные провокации поляков, действовавших наперекор своему слабому королю Станиславу, вынудили новую интервенцию России и Пруссии и второй раздел несчастного государства.

В 1793 г. к России вернулись старорусские земли: области Подольская, Минская и Витебская; оставалась еще оторванной Галиция, занятая католической Австрией, а при третьем разделе в 1795 г. были присоединены Литва и Курляндия после взятия Варшавы Суворовым. Несчастный король Понятовский, отказавшийся от престола, переехал на жительство в Петербург, где и умер.

Освобожденный от латинского плена, еп. Виктор был назначен в 1794г. епископом Минским, пробыв некоторое время викарием Киевского митрополита.

Либеральная политика императрицы не позволила уничтожения пресловутой Униатской церкви, хотя момент для этого казался тем более подходящим, что в Риме стали холодно относиться к униатам и добиваться их латинизации. Кроме того, вековые чемпионы православной веры — церковные братства, уцелевшие в некоторых местах, не только не удостоились какой-либо благодарности за их героическое стояние за истину, но были в России встречены с недоверием! Имущество многих из них оставалось в латинских руках.

В 1784 г. униаты обладали двумя митрополиями: в русских областях, где они насчитывали немалое число прежде захваченных обителей и общин, управлял Ираклий (Лисовский), русофил, а в другой — Иасон (Смогоржевский), враг России и сторонник латинизации. Ввиду вышеуказанных массовых переходов из унии в 1794г. Екатерина издала указ, разрешавший свободное присоединение к Русской Церкви всех униатов, одновременно гарантируя законом повсеместную полную неприкосновенность православным, латинянам и униатам. Отметим, что, не в пример полякам, гарантия эта в действительности строго соблюдалась русским правительством.

К концу царствования Екатерины, число добровольных переходов униатов достигло двух миллионов, и единственной униатской кафедрой осталась Полоцкая.

Много содействовал сближению с Православием униатский епископ, вышеупомянутый Ираклий (Лисовский) Белорусский.

Император Павел I, при котором иезуиты сумели расширить свою пропаганду в Петербурге, где в 1801 г. они основали училище, сделал большие уступки латинству. 29 ноября 1798 г. он торжественно возложил на себя корону магистра Мальтийского ордена, выгнанного англичанами из своих владений и получившего гостеприимство императора. Через графа Литта² Павел Iполучил святыни ордена: крест из Св. Древа Господня, чудотворную икону Богородицы и правую руку св. Иоанна Крестителя, положенные в дворцовую Гатчинскую церковь.

В июле 1800 г. при помощи русских войск смог вступить в Рим папа Пий VII, утвержденный во владении “штатами св. Петра”, согласно Люневильскому миру, подписанному с республиканской Францией. Так победы Суворова и его легендарных “чудо-богатырей” способствовали восстановлению светской власти римских пап!

Павел I сделал еще больше, позволив учреждение униатских епархий в Луцке и Бресте, несмотря на возобновление в только что воссоединенных областях латинской агитации. Это являлось уступкой “унии”. Бреф папы Пия VII “Католичефидеи” в 1801 г. закрепил занятую иезуитами позицию в России.

Развитие латинской пропаганды вынудило Александра I удалить в 1815 г. их орден из С.-Петербурга в Белоруссию. Там, в Полоцке, иезуиты имели свою академию, а кроме того, немалое число школ и монастырей в Орше, Витебске и Динабурге, где велась их антирусская работа.

Любопытно, что Александру I пришлось вмешаться во внутрилатинские дела. По просьбе архиеп. Ираклия, в 1803 г. он запретил обращать униатов в латинство, чего добивалось польское духовенство под влиянием Рима, не доверявшего, как было сказано выше, униатским деятелям.

Александр I упорно и великодушно мечтал о восстановлении Польши как суверенного государства. В 1819г. историки писатель Карамзин подал государю свою записку “Мнение русского гражданина”, доказывая, что он не имел на это права. Он писал следующее: “Не клянутся ли государи блюсти целость своих держав? Сии земли (т.е. Белоруссия, Литва, Волынь и Подолия) уже были Россией, когда митрополит Платон вручал Вам венец Мономаха, Петра и Екатерины. По старым крепостям, Белоруссия, Волынь, Подолия, вместе с Галицией были некогда коренным достоянием России”.

Главным доверенным Александра Павловича в польских делах долгое время был поляк — кн. Адам Чарторийский. Долголетний друг государя, он сделался даже русским министром иностранных дел и, наконец, попечителем Виленского учебного округа для западных русских губерний!

Чарторийский использовал доверие государя в интересах польских шовинистов и латинства, как этого и следовало ожидать. В порученных его попечению округах он сумел не только подготовить почву для восстания 1830 г., но и втайне всячески поощрять униатство в ущерб Православию.

При императоре-рыцаре Николае I состоялось, наконец, знаменательное событие во славу Русской Церкви: официальное возвращение униатов в лоно Православия.

В 1827 г. униат Иосиф Семашко, асессор коллегии Луцкой епархии, направил русскому министерству записку о трудном положении униатов, всячески притесняемых их собратьями латинского обряда! Вследствие этого 22 апреля 1828 г. учреждена была особая “Греко-униатская коллегия” для разбора униатских дел. Сам Семашко принял Православие и был хиротонисан во епископа в 1829 г.

С 1835 г., с согласия униатских пастырей, началось уничтожение в их церквах латинских обрядов, органов, колокольчиков и т.д. и водворены иконостасы. Между тем, не желая давать латинянам своих кадров, униаты стали в Польше вводить в своих церквах славянский язык и книги, к большому недовольству Рима.

В 1838 г., после смерти митрополита Иосафата Булгака, еп. Иосиф был назначен председателем вышеуказанной “Греко-униатской коллегии”, которая занялась вопросами, связанными с воссоединением униатов. Его главными помощниками были епископы Антоний Зубко и Василий Лужинский.

В своей записке от 1 декабря 1838 г. Иосиф писал: “Народ униатский, за весьма малыми исключениями, ныне почти таков, какой был до обращения его в унию, и будет православным, как скоро пастыри будут православными”.

Акт соединения был сперва подписан 21 архимандритами, протоиереями и священниками униатской церкви 12 февраля 1839 г. на Соборе в Полоцке, во главе с названными епископами: Иосифом, Антонием и Василием.

В день соборного решения еп. Иосиф совершил торжественную литургию в Полоцком соборе, вместо папы поминая православных патриархов, митрополитов и епископов. Соборный “Акт” вместе с прошением о воссоединении был затем отправлен государю, который передал его на рассмотрение Синода. Сразу же к этому акту присоединились 938 литовских и 367 белорусских клириков.

25 марта 1839 г. Синод приветствовал “мудрые меры, которыми униатской церкви открыт свободный и беспрепятственный путь к возвращению в недра своей древней и истинной Матери”. Великое дело было завершено.

Из всего униатского духовенства, не пожелали вернуться лишь 20 священников, принадлежавших к Холмской епархии. В отрезанной от России Галиции Австрия восстановила Галицкую митрополичью кафедру во Львове с 1808 г. С тех пор и до смерти последнего митрополита Андрея (1865-1944, он скончался во время советской оккупации Польши), там не прекращалась борьба между униатами (среди которых отличались фанатизмом вскормленные австрийским генеральным штабом враги России “украинцы-сепаратисты”) и латинским духовенством.

Отметим, что только в 1864 г., вследствие польского восстания 1863 г., русское правительство упразднило пресловутый “церковный патронат”, введенный при Стефане Батории! (см. гл. IV, § 1). Указом от 14 июля 1864г. польские паны после многовекового произвола лишились, наконец, права избирать в приходские священники угодных им лиц.

Что касается Холмских униатов, то в 1874 г. оставшиеся 260.000 человек высказались за возврат к Православию. 25 марта 1875 г. к Александру II была отправлена депутация от Холмского соборного духовенства, семинарии и шести благочинных. 22 мая Киевский митрополит Арсений и Варшавский архиепископ Иоанникий торжественно праздновали воссоединение этих униатов в Холмском соборе, а в Петербурге для Люблинской кафедры был посвящен епископ Маркелл.

Православная вера, наконец, была восстановлена в этих многострадальных краях. Отметим, что на определении Синода о принятии униатов Николай I начертал “Благодарю Бога и приемлю”. По случаю этой радости, была отчеканена особая медаль с образом Спасителя и надписями: “Такова имамы первосвященника” и “Отторгнутые насилием (1596), возсоединены любовию(1839)”.