4. Лигарид — “троянский конь” Рима
Слабость царя Алексея Михайловича обнаружилась уже в созыве им Собора против Никона и в принятии на веру ложных показаний его врагов, якобы доказывавших отречение патриарха от кафедры, и отразилась вскоре и наделах церковных.
Минуя податливого митрополита Питирима, кн. Одоевский1 и его товарищи поспешили возобновить неканоничную деятельность “Монастырского Приказа”, которую умело сдерживал Никон. Эта деятельность, естественно, внесла смуту в Церковь.
Удалившийся патриарх со скорбью взирал на происходящие бедствия, тщетно ожидая, что царь одумается, — по его выражению, “отложит свой гнев”. Многие бояре сокрушались о размолвке между царем и патриархом, пытались ее прекратить для общего блага, но все их старания встречали немедленный отпор вражеской партии. Из бояр, друзей Никона, поплатившихся за их дружбу, назовем Ордын-Нащокина и Зюзина, бывш. путивльского воеводу.
Узнав о Соборе 1660 г., созванном царем, Никон немедленно объявил его неканоничным, а проведение в жизнь пунктов “Уложения”, касающихся Церкви, заслужило, с его стороны, суровые кары. В 1662 г. в Воскресенском монастыре, в торжественной обстановке, правительственные меры эти и их проводники в жизнь были Никоном анафематствованы как посягающие на права Церкви, присущие ей одной. Никон заявил: “Божественные законы не повелевают мирским людям возложенными Господеви обладати движимыми и недвижимыми вещами, ниже судити”.
Получив неверные сведения, будто царь его ждет, Никон приезжал в Москву дважды — в 1662 и 1664 г., но враги его использовали это против патриарха и еще более настроили против него Алексея Михайловича.
Заметим, что добросовестные исследователи правды о Никоне Гюббенет, Николаевский и Пальмер неопровержимо доказали, что уход его вовсе не являлся отречением от сана (для чего иначе было ему дважды возвращаться в Москву в качестве патриарха?), а исключительно попыткой архипастырского воздействия на царя, чтобы заставить его пресечь антицерковные мероприятия “Уложения”. Заметим, что в январе 1665 г., т.е. через семь лет после ухода Никона, Собор архиереев переговаривался с патриархом, что не могло бы иметь места, считай они Никона отказавшимся от патриаршества.
В том же 1665 г. враги Никона, разгневанные на митрополита Иону — заместителя Питирима—за то, что тот принял благословение от вернувшегося патриарха, отстранили его от местоблюстительства.
Патриарх, вынужденный окончательно покинуть Москву, уехал в свой монастырь, отрясая прах от ног, скорбя за царя и проклиная врагов Церкви. После этого он был уже лишен свободы передвижения, а его друзья сурово наказаны: кто ссылкой, кто конфискацией имущества.
Царь, желая вывести Церковь из неопределенного положения, стал готовиться к созыву “великого Собора”. Прежде всего он послал грамоты к патриархам, прося их содействия.
Тут выступает на первый план Паисий Лигарид, о котором нужно рассказать особо.
Пантелеймон Лигарид—грек, уроженец острова Хиоса, крещенный православным, с 14-летнего возраста воспитывался в Риме. Став католиком, он был принят в знаменитую Греческую коллегию св. Афанасия, основанную Григорием XIII для миссионерства среди православных. Богато одаренный от природы, Лигарид скоро выделился среди других учеников. Он удостоился звания доктора философии и богословия и был рукоположен в священники восточного обряда в 1639 г.
Его товарищем по училищу был униат Неофит Родин. Еще в Риме оба стали писать сочинения, и Пантелеймон издал “Апологию Петра Аркудия”, восхваляя этого ярого борца за унию среди греков и в Западном Крае.
Курия и иезуиты обратили особое внимание на столь ревностного питомца.
В 1642 г. Лигарид уже отправлен был, на средства “Конгрегации Пропаганды Веры”, в командировку, как это видно из письма Льва Аллатия2 Бертольду Нигузию от 1645 г.: “Пантелеон Лигарид три года назад удалился из Рима в Константинополь для посещения своего отечества — Хиоса, и для распространения в той стране римской веры” (курсив наш).
Приезд Л игарида в Константинополь совпал с беззастенчивым хозяйничаньем там латинян.
Только что перед этим патриарх Кирилл Лукарис был низложен с кафедры, благодаря интригам иезуитов.
Лигарид прикинулся ярым православным и некоторое время учительствовал в Яссах. Когда Иерусалимский патриарх Паисий I (1645—1661) после своего кратковременного пребывания на Константинопольской кафедре отправился обратно на Восток, его сопровождал Лигарид, завоевавший доверие святителя.
В Иерусалиме он постригся в монашество под именем Паисия 16 ноября 1651 г., а уже 14 сентября 1652 г. был наречен митрополитом Газским. По свидетельству иезуита Пирлинга, Лигарид продолжал получать субсидии из Рима для своей тайной работы. Восточные патриархаты в то время бедствовали и кормились преимущественно щедротами, получаемыми из Москвы. Лигарид же свободно разъезжал с Востока на Запад, не стесняясь в средствах.
В 1660 г. Паисий проживал в Молдавии, затем — в Польше, потворствуя латинству и служа в костелах.
Никон описал в “Разорении”, как Лигарид всячески расшатывал православные обычаи в Молдавии, вдовым священникам разрешал вступать во второй брак, монашествующим — жениться, есть мясо и т.д. Кроме того, Лигарид выпустил в то время книгу “Комментарии на величание”, свидетельствующую о его принадлежности к латинской ереси.
Обо всем этом митрополит Молдавский донес Восточным патриархам, но Лигарид умел выкручиваться. Однако преемник Паисия I, умершего в 1661 г., Нектарий Иерусалимский — человек более проницательный, на основании этих жалоб, отлучил Лигарида от Церкви “за многие и великие согрешения” (между прочим, противоестественные пороки, незаконное оставление своей Газской митрополии и тенденциозные сочинения против Церкви). Вскрылись также другие его писания, бросавшие тень на св. патриарха Фотия и восхвалявшие его врагов — римских пап.
Тем временем, Паисий, работая по разложению Православия, подружился в Польше с доминиканским монахом о. Ширецким, папским нунцием, и крупными униатскими деятелями. Благодаря им он изучил новое поприще, на которое Конгрегация Пропаганды Веры направляла своего талантливого агента, скрытого под мантией православного митрополита.
Получив соответствующие инструкции, Паисий отправился в путь и в феврале 1662 г. благополучно прибыл в Москву.
Видный и представительный, митрополит Газский без труда сумел обворожить доверчивого Алексея Михайловича и внушить ему уважение к своей учености. Весьма скоро он дал понять партии врагов Никона, что он ей сочувствует. Все же первое время он очень дипломатично воздерживался от выпадов против Никона и держал себя якобы делегатом Восточных патриархов, с достоинством и сознанием своего превосходства.
Царь определил ему жалование, соответствующее его рангу, а Лигарид истолковал ему пророчество Андрея Юродивого, что “белокурый народ, которому суждено овладеть Константинополем”, это — народ русский.
Заручившись благосклонностью царя и изучив обстановку, Лигарид начал открыто действовать против Никона. Уже 29 декабря 1662 г. мы его находим на первом месте во время соборного заседания по делу патриарха. Митрополит Газский объявил, что он разделяет мнение покойного врага Никона — кн. Трубецкого, согласно которому патриарха следовало считать самовольно отказавшимся. 10 мая 1663 г. Лигарид — председатель всего архиерейского Собора, которому он доказал, что Никона нужно предать суду. Одновременно он пустил слух, будто Никон в гордыне своей уподобляет себя римскому папе и даже якобы жаловался в Ватикан.
С бессовестной ловкостью Лигарид стал внушать царю и боярам, что идея симфонии, верным поборником которой являлся Никон, в корне неправильна и что ею маскировался патриарх лишь в целях возвеличить себя наподобие римского папы, в ущерб царского достоинства. Можно себе представить, с каким ликованием ухватились за эту клевету враги Никона, в частности боярин Стрешнев, научивший пса своего благословлять наподобие ненавистного патриарха!
Подумать только, что подобной проповедью цезарепапизма занялся в Москве тайный униат, прибывший туда без всякого канонического полномочия от своего патриарха и без права учить в чужой епархии! Обвинив патриарха в покушении на царскую власть, Лигарид дал, наконец, его врагам повод законно добиваться низложения, чего так и не смог выполнить Собор 1660 г., да и сам колебавшийся Алексей Михайлович тогда воспротивился его решению.
Лигарид придумал сочетать свою теорию о цезарепапизме Алексея Михайловича с существовавшими уже антицерковными пунктами “Уложения” князя Одоевского. Власти царя он отводил безграничное право распоряжаться в церковных делах, прокладывая этим путь Петру I и его советнику — Прокоповичу (см. §6). Став в позу защитника царской власти от мнимого “папоцезаризма” Никона, Лигарид составил ряд лукавых вопросов, содержавших в себе будущие обвинения против патриарха. Вопросы эти он представил патриарху якобы от имени боярина Стрешнева, но Никон сразу раскусил обман и заклеймил Лигаридово учение как ложное и человекоугодническое, а его автора как обманщика.
Проф. Зызыкин подробно разбирает каждое из этих обвинений и пишет, что вопросы были задуманы так, чтобы вызвать Никона на ответы, выставляющие его “неправильно посвященным, получавшим чрезвычайные царские милости, но в гордости своей зазнавшимся, превышавшим свою патриаршую власть по отношению к архиереям, отрекшимся от патриаршества, не признающим соборной власти архиереев над собою, возносящимся в светскую сферу и обидчиком по отношению к царю”. По теории Паисия, “царь сам мог созывать Соборы; обязанностью его было озаботиться о прекращении вдовства Церкви, церковное управление и суд исходят от царя, как от своего источника, царь имел право отбирать у патриарха данные ему полномочия по церковному управлению и, наконец, по-своему устраивать церковный суд и вручать его кому угодно” (см. проф. Зызыкин; op. cit.; т. II, с. 46).
Блестящие ответы патриарха, предостерегавшие царя от цезарепапизма, как от духа Антихриста, оказались ловко передернуты Лигаридом, извращены и представлены на суде как опасные для Церкви и престола теории гордеца — Никона.
Став полным хозяином положения, Паисий в 1663 г. использовал также другой козырь в борьбе против Никона. Раздув царскую власть в цезарепапизм и завоевав бояр-врагов Никона своей защитой их “Уложения”, он выступил также и как лидер старообрядцев! Паисий принял участие в составлении их петиции против Собора 1660 г., в упреках царю из-за его вмешательств в церковные дела, в названии Воскресенского монастыря “Новым Иерусалимом” и, наконец, в исправлении богослужебных книг. Раскольники ставили Никону в вину то, что он в своей реформе смел сослаться на авторитет патриарха Паисия Константинопольского, “как будто наши пять патриархов-предшественников и цари ошибались”. Пальмер пишет, что Лигарид составил эту петицию заодно с Семеном Стрешневым и старообрядцами.
Как мы уже писали, бояре, хотевшие использовать в свою пользу всякого врага Никона, вернули из ссылки протопопа Аввакума, позволив ему приобретать себе новых сторонников. Теперь же и бояр и старообрядцев объединил в стремлении свалить Никона митрополит Газский.
После неудачной попытки Никона вернуться в Моекву в 1664 г., с ведома царя враги лишили патриарха свободы общения с внешним миром и наказали его сторонников. Письма его к Константинопольскому патриарху перехватывались, как и патриаршие письма к Никону. Так, до суда судьба Никона была предрешена. Напрасно Никон еще в 1663 г. пытался раскрыть глаза царю, указывая, что Паисий “не имел доказательств о посвящении и свидетельства от Восточных патриархов о том, что он действительно епископ, что таковых нельзя принимать без удостоверения, согласно божественным законам, что принимающие таких лиц сами низвергаются, по 33 и 37 Лаод. И 9 Карф. Правилам, а “молящиеся с еретиком подвергаются отлучению” (45 Апостольское правило).
Лигарид имел наглость сам произвести следствие в Воскресенском монастыре касательно ухода Никона, и патриарх лично сказал ему, что все знает о его неправославии.
Несмотря на это, царь счел возможным весной 1664 г. назначить Паисия, до Ионы, местоблюстителем патриаршего престола по переводе митрополита Питирима в Новгород, а также утвердить его председателем Собора!
В декабре 1665г. Никон, видя, что Лигарид укоренился в Москве, решил написать о нем патриарху Константинопольскому Парфению IV (1665-1668) следующее: “Я писал царскому величеству, что недопустимо принимать таких лиц без удостоверения, согласно Божественному Правилу, говорящему: “входящий в овчий двор не через дверь, есть вор и разбойник…”. Но на это не было обращено внимания и царь следовал ему во всем… Он слушает его, как пророка Божьего, о котором знающие его говорят, что он раскольник… Посвящен в дьяконы и священники папским авторитетом. Здесь ничего не делает, подобающего епископу, ест мясо и пьет перед литургией и совершает содомию. Но всех лиц, так свидетельствующих о Паисии, царь сослал в разные места”.
Письмо это было перехвачено, вызвавши ярость Лигарида. Сообщники Лигарида монахи Мелетии3 и Стефан привезли в Москву грамоту о назначении Паисия экзархом Константинопольского патриарха и представителем его для разбора дела Никона.
В 1666 г. царь все же послал секретно клирика Савву в Константинополь проверить это и оказалось, что грамота была подложной. Парфений сообщал царю в ответ, что “Лигарид и не лоза Константинопольского престола”.
Однако и это не побудило Алексея Михайловича прогнать Паисия, столь нужного ему против Никона!
Опрошенные письменно, Восточные патриархи, несмотря на то, что Лигарид и его сообщники в своих грамотах постарались всячески оклеветать Никона, ответили уклончиво. Нектарий Иерусалимский прямо написал царю, что основывать суждение на одном свидетельском показании является противно канонам.
В ноябре 1666 г. стараниями царя и Лигарида в Москве открылся так называемый “Большой Собор” (которые продолжался до мая 1667 г.). По канонам, судить патриарха мог лишь Собор других патриархов. В Москву же приехали только Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Первый уже год как не находился на своей кафедре, которую занимал Иоаким I (1665- 1667), а истинную причину своего отъезда в Москву он скрыл от Парфения IV, объяснив его обычной поездкой за милостыней. Макария, находившегося в Грузии, куда он тоже ездил за милостыней, уговорил ехать в Москву Мелетий по совету Лигарида от имени Алексея Михайловича.
Одним словом, тут были ловко использованы Лигаридом, с одной стороны, крайняя нищета этих патриархов, с другой — политический престиж царя, их единственного благодетеля, которому нельзя было отказать в просьбе приехать.
Сам же Лигарид поспешил ввести обоих патриархов в заблуждение своим подложным титулом экзарха и представителя патриарха Вселенского Парфения, а также заверив их, что и Константинопольский патриарх осуждает Никона, что было вымыслом.
Судить Никона эти патриархи могли только при согласии двух других, какового не имелось. Следовательно, как и подчеркнул Никон во время суда, вся процедура была незаконной, как и приговор.
Заметим, что патриарх Нектарий Иерусалимский высказал свое мнение о деле Никона царю еще в 1664 г., посоветовав ему позвать Никона обратно на кафедру, которую он оставил “за непослушание некоторых”. Нектарий также просил царя “показать Никону свое послушание, Так же и Парфений IV и Дионисий III Константинопольские стояли за примирение царя с патриархом и никогда не уполномочивали Паисия и Макария представлять Константинопольский и Иерусалимский престолы в Москве! Ненормальность положения патриархов, постоянно смещаемых турками в угоду Риму, Лигарид и враги Никона использовали как нельзя лучше.
Царь, настроенный Лигаридом до крайности враждебно к своему бывшему другу, стал главным обвинителем Никона на суде. Патриарха заставили стоять в течение десяти часов, опираясь на посох. Ответы его поражают мудростью, выдержкой и сознанием своей правоты.
Стоит ли говорить, что закулисным “импресарио” недостойной комедии суда был неизменный Лигарид? Им были старательно вычеркнуты из протоколов все обвинения, брошенные Никоном боярской группе, а также его диалог с царем, из которого видно, что Алексей Михайлович старался подавить противоположными чувствами движения своей совести.
Кроме того, патриархам преподносились некоторые обвинения против Никона в толковании Лигарида, в отсутствии самого обвиняемого. Никона непрестанно прерывали в объяснениях, лишая слова, извращая его речи и т.д. Преднамеренно судьи старались главным пунктом обвинения выставить оскорбление и унижение патриархом царя. Среди прочих обвинений, представленных двум патриархам в записке Лигарида, значилась клеветническая выдумка якобы Никон желал возвысить Московский патриарший престол над Александрийским, т.е. захватить третье почетное место в Вселенской Церкви! Эта ложь была рассчитана, чтобы возбудить против Никона Паисия Александрийского.
12 декабря 1666 г. судебный приговор был прочитан Никону в Чудовом монастыре. Он почти дословно выражал обвинения, составленные Лигаридом в псевдострешневских вопросах-ответах. В приговоре значилось, между прочим, следующее: “Он досадил великому государю и возмутил все государство, вдаваясь в дела, не относящиеся до патриаршего сана и власти. Самовольно отрекся от патриаршества и оставил паству; однако продолжал действовать архиерейски. Устроял монастыри с неподобающими названиями: Новый Иерусалим, Голгофа, Вифлеем, Иордан и др., глумяся и ругаяся над Божественными вещами. Явился на Собор несмиренно и поносил здесь патриархов и греческие правила; в своих письмах к патриархам называл царя латиномудрствующим и его мучителем, также синклит и всю Российскую Церковь — впадшею в латинские догматы” и т.д.
Подчеркнем тенденциозность этого последнего обвинения. В перехваченных письмах Никона к патриарху Константинопольскому патриарх действительно обличал в латинстве вовсе не царя и Русскую Церковь, а одного Лигарида, как тайного латинянина, задавшегося целью извратить по-своему русское Православие! Абсурдность таковых обвинений подробно доказана в блестящих анализах Пальмера и проф. Зызыкина.
Никон был судом лишен патриаршего и архиерейского сана и простым монахом отправлен в заточение в Ферапонтов монастырь. Совершившееся беззаконие он оценил по достоинствам, возложив ответственность за приговор на Алексея Михайловича, а главную вину за все на враждебную государству боярскую фракцию.
Любопытно, что совесть мучила царя жестоко. На другой же день после низложения Алексей Михайлович послал к Никону боярина Родиона Стрешнева, прося благословения у своей жертвы! Никон категорически отказался, заявив: “Если бы благоверный царь желал от нас благословения, то не оказал бы нам такой немилости”, и отверг богатые царские подарки на дорогу. Во время пребывания Никона в Ферапонтовой монастыре царь несколько раз пытался получить от него прощение, причем, режим заточенного то смягчали, то делали более суровым, дабы достичь от ссыльного патриарха большей мягкости. Однако Никон так и не простил его. Полное разрешение он соглашался дать под епитрахилью лишь при условии возвращения его из ссылки в Воскресенский монастырь.
После многократных просьб царя Никон послал ему благословение и прощение лично за себя, т.е. за обиды, нанесенные ему как человеку, но как патриарх полное прощение он царю обещал при условии аннулирования приговора нечестивого суда. Он повторил ему страшное проклятие, брошенное при последнем их свидании во дворце: “Кровь моя и грех тех буди на твоей голове!”
Мы уже знаем теперь, кто были те главные виновники смуты, потрясшей Церковь и основы русской государственности.
Вернемся к Московскому Собору. На место сосланного Никона патриархом был избран 31 января 1667 г. архимандрит Троице-Сергиева монастыря — Иоасаф II (1667-1672). Собор занялся различными вопросами церковной администрации и принял ряд решений касательно старообрядцев, которых Собор 1666 г. ограничился торжественно призвать к повиновению. Однако как мы видели, враги Никона и Лигарид способствовали усилению раскольников, использовав их как союзников против патриарха. Теперь следовало исправить допущенную ошибку и Собор внес в первую главу своих деяний (“Предел освященного Собора”) следующее решение: “Сие наше соборное повеление и завещание (о новоисправленных книгах и обрядах) повелевает всем хранить неизменно и покоряться Св. Восточной Церкви. Аще ли же кто и не покорится Св. Восточной Церкви и сему освященному Собору или начнет прекословить и противиться нам, мы… аще будет от священнаго чина, извергаем и обнажаем его всякого священнодействия и благодати и проклятию предаем. Аще от мирскаго чина, отлучаем и чужда сотворяем от отца и Сына и Св. Духа и проклятию и анафеме предаем, яко еретика и непокорника и от православнаго всесочления и стада и от Церкви Божья отсекаем, яко гнил и непотребен уд, дондеже вразумится и возвратится в правду покаянием”. Постановление это было отцами Собора скреплено, подписано и положено в Московском кафедральном соборе 13 мая 1667 г.
Помимо этого решения, завершающего реформу только что осужденного Никона, Собор коснулся и пресловутого Монастырского Приказа. Как было сказано, это учреждение за время отсутствия Никона успело нанести чувствительный вред Русской Церкви, к пущей выгоде нескольких привилегированных бояр4. Собор попытался ограничить права этого Приказа, а также высказался о неприкосновенности церковного суда, что тоже было предметом постоянных забот Никона. Завершая деяния Собора 1666 г., отцы отменили суждения Стоглавого Собора, касающегося сугубой аллилуйи и двуперстия, признанных неподобающими.
Не менее знаменательно было торжественное подтверждение Собором древней “симфонии властей”. Любопытно заметить, что Никон, мужественный защитник и проводник в жизнь таковой, за несколько месяцев до этого пал жертвой своей верности гармоническому сочетанию власти патриарха и царя — основы самодержавной русской монархии.
Оклеветанный Лигаридом, он был обвинен в “папоцезаризме” за то, что решился всемерно бороться против антиканоничных мероприятий светской власти, предвещавших Петровский абсолютизм.
И вот, Московский Собор, встревоженный явными злоупотреблениями светской власти, на их глазах мутившими церковную жизнь, разбирает в присутствии царя и двух патриархов ту же теорию симфонии.
Патриархи заявили в заключение: “Да будет признано, что царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх — в делах церковных, дабы, таким образом, сохранилась целою и непоколебимою во век стройность церковнаго учреждения”.
Все члены Собора воскликнули: “Сие есть мнение Богоносных отец! Так мыслим все! Да живет на многие лета добропобедный и непобедимый наш царь!”
Это официальное признание со стороны Русской Церкви святоотеческой теории было отвержением принципа цезаропапизма, проповеданного Лигаридом, и признанием традиций церковно-государственных отношений, установленных византийской “Эпанагогой”.
Эта теория царской власти, подтвержденная на Соборе 1667 г., была последним выражением свободного соборного гласа Русской Церкви об этом предмете, а также торжеством заточенного Никона, эту теорию защищавшего.
Осудив Никона, патриархи Паисий и Макарий обратились к царю с просьбой помочь им вернуться на свои кафедры, что удалось сделать через преемника Парфения IV, патриарха Константинопольского Мефодия III (1669—1671). Кое-как объяснили они своим собратьям выпавшую на их долю необходимость судить Никона и, в конце концов, всем пришлось записать в диптихи имя нового патриарха российского Иоасафа II.
Лигарид торжествовал и на радостях попросил царя повысить его жалование.
Однако едва успели патриархи Паисий и Макарий уехать из Москвы, как известный нам Нектарий Иерусалимский, услыхав о действиях Лигарида в Москве, крайне встревожился такими вестями. Он написал Парфению IV, что митрополит Газский, неканонично отсутствующий из своей митрополии, — латинский еретик, которого “следовало бы держать взаперти, чтобы он не ушел к своему старому господину — Римскому папе, выдав ему государственные секреты”. Кроме того, оба патриарха разобрали старое сочинение, написанное Лигаридом еще в Иерусалиме: “Историю Иерусалимских патриархов”. Оказалось, что тайный униат сумел пропитать и эту книгу латинским духом. В 1668 г. патриархи Константинопольский и Иерусалимский торжественно анафематствовали Паисия как врага Церкви, и Нектарий написал Алексею Михайловичу следующее: “Даем подлинную ведомость, что Паисий Лигарид отнюдь не митрополит, не архиерей, ни учитель, ни владыка, ни пастырь, потому что столько лет, как покинул свою епархию, и, по правилам св. Отец, архиерейского чина лишен. Он с православными православен, а патины называют его своим и папа Римский берет от него ежегодно по двести ефимков; а что он, Паисий, брал милостыню для престола Апостольской Соборной Церкви, то, лютый волк, послал с племянником своим на остров Хиос”.
Лигарид пожаловался на патриарха Нектария логофету Константинопольской Церкви, что тот его оклеветал, и просил заступничества перед царем, который действительно написал в Константинополь и в Иерусалим, что “Лигарид принес много пользы и довел царство до доброго конца”(!)… Однако патриарх Иоасаф II получил в 1670 г. от Досифея Иерусалимского — преемника Нектария — сообщение, что Лигарид окончательно отлучен от Церкви не только за латинство, но и за противоестественные пороки. Тут, несмотря на все усилия царя реабилитировать Лигарида, пришлось считаться с фактами. Запрещенный Паисий был удален в Киев.
Таковы были, однако, его заслуги перед царем за осуждение Никона, что, несмотря на постоянные интриги его против Киевского митрополита и назойливые требования от царя прибавок жалования, ему все прощалось.
Удивительно, что составление характеристики Никона и всей истории его дела, в котором Лигарид сыграл столь роковую роль, опять таки были поручены именно ему. Анафематствованному дважды, обличенному латинянину, царь не погнушался поручить такую ответственную задачу! Поэтому не следует особенно удивляться, что наши историки Карамзин, С.Соловьев, Каптерев, Костомаров и Ключевский основывали свои суждения о Никоне ошибочно: их источником была правительственная официальная реляция о всем деле, главным автором которой был Паисий Газский. “Разорение” же, сочиненное Никоном, так и осталось до сих пор лежать неизвестным в Воскресенском монастыре. Рукопись эту видел блаженнейший митрополит Антоний (Храповицкий) — большой почитатель Никона5.
Умерший на покоев Киеве в 1678 г., Лигарид вряд ли особенно тяготился тем, что патриарх Иерусалимский так и не снял с него запрещения. Какое значение это могло иметь для латинского “троянского коня”, преуспевшего там, где в течение стольких веков разбивались хитрейшие папские планы?! Цель была достигнута, а что касается средств…
Сразу же после осуждения Никона польские собратья пишут Лигариду восторженные письма, поощряя на новые успехи против схизматиков. Письма эти исходят не только от его старых друзей-доминиканцев, поздравлявших Лигарида от имени нунция папы Климента IX, но и от самого короля Яна-Казимира. Все восхищены были “службой” Паисия в Москве! В ответ митрополит Газский, всю жизнь любивший наживу, прежде всего просит нунция выхлопотать ему от “Конгрегации Пропаганды Веры” ежегодную пенсию в размере 200 дукатов.
В.Пальмер (“The Patriarch and the Tsar”, т. V, с. 741-742) приводит письмо нунция от июля 1668 г. к кардиналу Роспильози, просящее поощрения для митрополита Газского, “который все более и более почитается всеми за делание столь священного дела и которому он заставил написать доминиканца о. Ширецкого, хорошо его знавшего”. Копия письма о Ширецкого Лигариду была приложена к письму, адресованному кардиналу.
Отец Ширецкий написал Паисию, что рассказал нунцию о работе, проводимой им в Москве, о его радении “за истинную веру”, а также о стараниях его соединить Греческую Церковь с Римской!
В своем письме от 25 сентября 1668 г. Лигарид ответил Ширецкому следующее: “Никто здесь не слушает на такие темы (об унии). Я сам — единственное лицо, которое могло бы проводить это дело и который воспламенен самым горячим усердием видеть успех его. Я подавлен несчастьями, преследуем заговорами, окружен клеветами6. Пусть Святая Пропаганда рассмотрит внимательно и определит, как вдохновил ее Святой Дух, через милость и благодать нунция, которого я прошу повлиять в этом деле, помня, что патриарх Московский Иоасаф II сделает все, что может, чтобы лишить меня всякого места в рядах духовенства, выталкивая меня и отсекая всякую нить моей надежды быть выбранным в патриархи. Прошу тебя, как отца, не оставить ни одного камня не перевернутым, чтобы сделать что-либо для меня”. Следуют его приветствия архиепископу Николаю — польскому примасу.
Приводя это послание, ясно рисующее нам истинный облик Лигарида, проф. Зызыкин подчеркивает тайный замысел коварного униата — стать, подобно Исидору, во главе Русской Церкви, дабы, наконец, завершить унию с Римом. Это явилось бы неожиданным финалом всего дела Никона, неосмотрительно порученного царем митрополиту Газскому. К счастью, вышеупомянутое послание патриарха Нектария сорвало план Св. Пропаганды. В этом же письме к о. Ширецкому Лигарид жалуется на то, что Нектарий смог написать царю подобное послание, положившее предел его мечтам сделать в Москве столь необыкновенную карьеру. Он умоляет своего друга выхлопотать в Риме пенсию для него, попавшего в беду. На самом деле, как мы видели, царь не забывал Лигарида и не прекращал ему выплаты приличного содержания в Киеве.
Эти знаменательные документы были взяты в архивах Польской Нунциатуры и опубликованы в 1859 г. ученым Тейнером (Theiner) в Риме, в ватиканском сборнике, озаглавленном “Monuments historiques, relatifs an regne d’Alexis Michailovitch”. Их приводят в своих трудах В.Пальмер и проф. Зызыкин. Из них видны истинные побуждения Паисия в деле Никона: помимо жажды обогащения, развалить Русскую Церковь, заняв место законного патриарха, им оклеветанного не только на суде, но и перед Историей. Плану захвата патриаршей власти Паисием, к счастью, помешало соборное избрание Иоасафа И.