3. Православные братства и их историческая роль
Провозглашение Брестской унии, совершенное в описанной нами обстановке насилия и лжи, открыло двери правительственным гонениям. Наверху король и иезуиты стесняли всячески оставшихся верными православных иерархов; внизу русские крестьяне — рабы польских шляхтичей — силой загонялись в костелы после разрушения и осквернения их храмов. Все это иногда прикрывалось личиной защиты против “москалей”, якобы покушавшихся на польское государство. В это время Польша подходила к зениту своей политической мощи, тогда как после смерти царя Феодора Ивановича Руси предстоял длительный период бесправия, вызванный пресечением династии Калиты. Не случайно этот период совпал с разнузданным произволом, творимым в Польше латинянами.
В 1597 г. началась усиленная пропаганда Брестской унии среди православных. Иезуит Петр Скарга выпустил книгу “Синод Брестский и его оборона”, пытаясь доказать, что православный Собор не был законным. Православные в ответ опубликовали “Эктезис” и “Апокризис, альбо отповедь на книжки о Соборе Брестском, именем людей старожитной религии греческой”. Автор Христофор Бронский, подписавшийся псевдонимом “Христофор Филалет”, уничтожил все аргументы иезуита. Он, между прочим, обличал униатов в том, что они своим пасомым не разъясняют члена “Символа Веры” касательно Вселенской Церкви, обманно отождествляя ее с римской.
Униаты ответили книгой “Антиррезис”, где, вместо доказательств, сыпалась брань на “схизматиков”. Сигизмунд III обратился к православным с новой окружной грамотой, всецело оправдывая “добровольную” унию с Римом, клеймя пастырей Собора, особенно экзарха Никифора, названного “греческим шпионом”, и угрожая наказаниями ослушникам. Православные приравнивались к государственным преступникам (С.Соловьев).
Несмотря на твердую защиту князя Острожского, Никифора спасти оказалось невозможным. Вместе с Львовским братством князь организовал тогда оборону гонимой веры. Эта борьба с тайком придуманной унией возбудила нравственные силы западных русских. Одно время была сделана попытка сблизиться с так же гонимыми протестантами, но против этого восстали многие, а в частности, князь Курбский.
Узнав о совершенном беззаконии, русский инок с Афона Иоанн Вишевский отправил в Польшу следующее обличительное послание: “Тебе, в земле Польской живущему, всякаго возраста и чина народу Русскому, Литовскому и Польскому в разных сектах и верах пребывающему, сей глас в слух да достигнет. Извещаю вас, что земля, по которой ногами ходите, на вас перед Господом Богом плачет и вопиет, прося Творца да пошлет серп смертный, как некогда на содомлян, желая лучше пустою в чистоте стоять, нежели вашим безбожием населенную и беззаконными делами оскверненную быть. Ибо, где теперь в Польской земле вера, где надежда, где любовь? Где правда и справедливость суда? Где покорность, где евангельские заповеди? Где апостольская проповедь? Где светские законы? Где хранение заповедей Божьих? Где непорочное священство? Где крестоносное житие иноческое? Где благоговейное и благочестивое христианство? Зачем именем христианским называть себя бесстыдно дерзаете, когда силы этого имени не храните? О, окаянная утроба, которая таких сыновей на погибель вечную породила! Ныне в Польской земле священники все, как некогда Иезавелины жрецы, чревом, а не духом, службу совершают. Паны над подручными своими сделались богами, высшими Бога, вознеслись судом беззаконным над Творцом — образом своим — равно всех почитавших бессловесных естество высшею ценою оценили. Вместо евангельской проповеди, апостольской науки и святого закона, ныне поганские учители, Аристотели, Платоны и другие, им подобные, мошкарники и комедийники во дворах Христа Бога владеют…” Рагозе, Поцею и Терлецкому он писал следующее: “Спросил бы я вас: что такое труд очищения? Но вам и не снилось об этом; не только вы этого не знаете, но и ваши паны — Иисуса ругатели — так называемые иезуиты, о том не пекутся и ответа дать не могут. Покажите мне, соединение церквей сплетающие! Который из вас прошел первую ступень подвижничества? Не ваша ли милость веру делами земными наперед еще разорили? Не ваша ли милость воспитали в себе похоть лихоимства и мирского стяжания? Насытиться никак не можете, а все большею алчбою и жаждою мирских вещей болеете. Не ваша ли милость больных из здоровых делаете, бьете, мучите, убиваете? Постучись в лысую голову, Бискуп Луцкий! Сколько ты во время своего священства человеческих душ к Богу послал? Его Милость каштелян Поцей, хотя и каштеляном был, но только по четыре слуги за собою волочил, а теперь, когда бискуп стал, то больше десяти начтешь; так же и Его Милость Митрополит, когда простою рогозиною был, то не знаю, мог ли держать и двух слуг, а теперь больше десяти держит”.
В послании к кн. Острожскому Иоанн пишет: “Латинская злоковарная душа — ослепленная и насыщенная поганским тщеславием и гордыми догматами — Божья премудрости, разума духовнаго, смирения, простоты и беззлобия сместить никак не может. Охраняйте, православные, детей своих от этой отравы; теперь вы явно пострадали, когда на латинскую и мирскую мудрость разлакались. Не принимайте того, кто сам наскакивает, королем называется без вашего избрания, изгоняйте и проклинайте таковаго, потому что вы не в папу крестились и не в королевскую власть, чтобы вам король давал волков и злодеев, ибо лучше сам без владык и без попов, от дьявола поставленных, в церковь ходить и Православие хранить, нежели с владыками и попами, не от Бога званными, в церкви быть, ей ругаться и Православие попирать”.
Когда православные в 1598 г. обвинили Поцея и Терлецкого в самовольной поездке к папе, епископы эти оправдывались тем, что патриархи де не способные управлять Церковью и лицемерно прикрылись признанием унии самим Сигизмундом. Приведем два любопытных документа1, обличительных для ренегатов, доказывающих нам, как ценили православные постоянную заботу о них, несмотря на собственные несчастья греческих патриархов.
Вот первый из них, обличающий Поцея: “Бесстыдный язык! Не можешь говорить доброе, будучи злым. Что вы говорите о благочестивых патриархах и учителях своих, как неверные язычники? Вы мудры на злое, а чтобы разуметь доброе — не увидали Истины, как говорит пророк! Не послано ли пророков во все времена? Не посылали ли и патриархи к вам учителей, во все время уча вас? Мало ли грамот присылали к вам патриархи во все времена о многих делах и сами к вам приходили? Вы говорите: “Когда пришел патриарх, то сделал какое-то Братство, попов и проповедников наставил”. Но и Христос то же самое сделал: архиереев обличивши и людей к Себе собравши и учеников, из среды их учителей поставил. Так и патриарх, обличивши митрополита Киевского, Онисифора двоеженца и осудив Тимофея злобу, архимандрита Супрасльского за убийство, митрополита Михаила посвятил и грамотами окружными всюду злость каждого обличил и на суд приготовил. Что еще больше ему было делать? Школу греческую кто заложил, как ни греки и патриарх? Грамматике греческой и славянским письмом не Арсений ли митрополит Елассонский2, во Львове от патриарха приехавши, учил два года? И когда грамматику чрез учеников своих написал, то в типографии греческого и славянского письма размножилось, чего никогда в русском народе не бывало. Зато теперь школы во всех городах закладываются, госпитали и церкви строятся. По приказу Вселенского патриарха, двоеженцы выведены, ереси выкляты, исповедники установлены, соборы духовные собирались, суды сужены, злых карали, владыкам негодным от мест своих отказаться велено.
А вы что сделали? Одного патриарха Антиохийского в Львове бить приказали, другому — Вселенскому патриарху Иеремии домой ехать велели, боясь, чтобы он вас, как преступников, не наказал и от мест не отставил. А теперь — каждый владыка в своей епископии попов-двоеженцев и многоженцев, блудников, убийц имеет; сами владыки людей убивают (о чем свидетельства найдете в книгах судебных), церкви и монастыри разбивают, имущества монастырские, вместе с монастырями, своим приятелям дают; монахов женят, монахинь замуж выдают. А потом, тайком сговорившись, к папе утекли”.
Вот и второй документ, обличающий латинские гонения: “Власть древняя Константинопольскаго патриарха нарушается; ни мы с ним, ни он с нами через грамоты и послов сообщаться не имеет права; пусть все патриаршие декреты, а особенно декрет, выданный в Бресте на отступников, остается в своей силе. Митрополита нашего отступника и с ним владык королевская милость защищает и из патриаршей власти изъемлет; и нам его королевская милость приказывает их против совести нашей слушаться; так, если уже король не хочет исполнить относительно их соборного определения, то пусть дает нам другого митрополита3. Во всех городах, в цехах каждого ремесла, папежники людей греческой веры до равной с собой чести и вольности не допускают и виликия насилия чинят ремесленники-папежники; новыя привилегии у легата себе выхлопатывают против людей греческой веры, а король их конфирмует.
Братства церковныя королевская канцелярия повсюду выставляет нарушителями покоя, чести и вольности городской недостойными, отчего этим братства несносныя терпят беды, особенно в Вильне; так, чтобы братства, как и вся наша религия, оставлены были в покое; попов и проповедников братских и тех, кто их слушает и в церковь братскую ходит, митрополит-отступник проклинает, а король банитует (т.е. изгоняет).
В 1598 г. на самое Святое Воскресение иезуиты сделали великое насилие над церковью Братства Виленскаго. Мандаты разные и грамоты окружныя на братства выданы и некоторые из ; братьев, по немилости пана-канцлера (Сапеги), к смертной казни присуждены были, если бы не Сам Бог и пан-воевода Виленский — Радзивилл (протестант!) не защитили; так, пусть эти мандаты уничтожат и пан-канцлер с братством помирится.
В монастыре Св. Троицы алтарь братский митрополит-отступник, а дом, где братство собиралось, — пан-канцлер отняли. Бургомистры на несколько человек из братства сделали протестацию на ратуше нам и потомкам нашим очень вредную за то, что мы ездили в Брест на синод духовный.
Все эти обиди делают нам папежники для того, чтобы духовную патриаршую власть и благословение патриарха над нами уничтожить и папскому послушанию нас подбить. Вследствие этого их милостям панам-протестантам надобно крепко соединиться вместе с нами и стоять за наши обиды, а нам за их, обороняя вольностей”.
Как мы уже сказали, попытка эта не удалась, хотя на общем с протестантами съезде в Вильне в 1599 г. были кн. Острожский и кн. Юрий Сангушко, но епископы Львовский и Перемышльский воздержались от общения с еретиками.
Как видно из приведенных С.Соловьевым документов, православные твердо стояли за истину, боролись за веру, но питали еще много иллюзий в отношении короля и польских сановников.
Эпоха борьбы за Православие выдвинула на первый план его главных чемпионов — церковные братства. Недаром первыми действиями Поцея, ставшего Киевским митрополитом в 1599 г. после смерти Рагозы, было новое осуждение Стефана Зизания — ярого противника унии в Вильне и запечатание церкви Св. Троицкого братства, где Зизания проживал. Эти акты вызвали взрыв негодования.
Постараемся вкратце описать, что представляли из себя братства вообще и какую роль сыграли они в Русской Церкви. Заметим сразу же — к стыду наших историков, — что, по непонятным причинам, работой этих .истинных воинов Христовых чересчур пренебрегали ученые, посвятившие целые тома сравнительно малоинтересным родовым спорам древних удельных князей. История наша в долгу у братств.
Судя по летописям (между прочим, Ипатьевской), о братских общинах знали уже в XII в.; так, в Полоцке упоминаются “церковные братчины” при церкви Богородицы () 159 г.), Иванская Купецкая в Новгороде (1134 г.) и Пскове. Первоначальная цель их была забота о благоустройстве храмов, возле которых они возникали, привлекая в свои ряды наиболее ревностных прихожан. Каждый год выбирались в братстве старосты или судьи для разбора братских дел. В день престольного праздника устраивался братский пир, варился мед и приглашались гости. До начала пира обязательно служили молебен и ставили в храме свечу, сделанную из своего воска, за все братство. Обычай варки меда в эти праздники так укоренился, что долгое время братства даже назывались “медовыми”.
Сперва состав братств (северных, как и западных) пополнялся из прихожан одного сословия, затем — по профессиональному признаку, что превратило их в подлинные корпорации, или “цехи” (см. гл. 1,§4).
Летописи упоминают про “купецкие братчины”, кушнерские (т.е. скорнячные) братства, ноговичников (т.е. сапожников), чулочников и т.д. Мы уже упоминали о братских артелях строителей и украсителей древних храмов; центром каждого из этих союзов был приход, причем, члены братства присутствовали на богослужениях, стоя пред алтарем с зажженными свечами, и всячески заботились как о храме, так и о причте. Братский суд скоро стал широко известен. Недаром в Судных Грамотах XIV и XV вв. говорится: “братчина судит, как судьи”.
В Западной Руси корпоративный характер братств наиболее выделялся благодаря магдебургскому праву, данному в 1257 г. королем Болеславом4. Этим правом воспользовались ремесленники всех родов для объединения в “цехи” (откуда “цеховые братства”, сродные вышеуказанным). В 1439 г. в Литовском государстве стало особенно известным братство Львовское, а в 1458 г. — Виленское кушнерское, права которого были особо закреплены королевской грамотой в 1538 г.
По мере их расширения, братства все более и более увеличивают благотворительность: в XVI в. многие из своих средств содержат богадельни и госпиталя. Нередко основывались братства, чтобы получить “душевное избавление и по смерти покой и память вечную предкам и родителям”, имена коих заполняли “помянники”; в особые дни ими служились заупокойные обедни, а во Львове похороны членов братств Благовещенского и Николаевского совершались с особо трогательными церемониями и варилась кутья5.
Греческий патриарший престол достойным образом отметил пользу братских общин в краю, где намечались антиправославные государственные действия. Стойкий борец за истину, пострадавший от иезуитов, Константинопольский патриарх Кирилл I Лукарис писал в грамоте Луцкому братству: “поелику как наследственное некое имущество Отец Своим сынам — Избавитель Господь — любовь Свою в завете ученикам благоволил, то мы к сей любви верных Христу привлекая, не новое какое-либо установление, но, поистине, древнейшее, с самого начала учрежденное и утвержденное апостолами, когда у всех было сердце и душа едина, силою Всесвятого Духа поставляем и нынешним нашим посланием навеки утверждаем”.
Виленское братство “Дома Пресвятой Богородицы” ввиду наступающих “лукавых времен” получило от патриарха право служить литургию на подвижном антиминсе, где бы не пришлось быть его членам.
Когда в Литву и Львов приехал вероломный Исидор для проповеди там унии, он встретил горячих противников в Львовских и Виленских братствах, что тогда убедило Рим в крепости православных людей в этих краях. Заметим, что из Львовского же братства вышел епископ Макарий Тучанский, а из Виленского проповедник Стефан Зизаний (см. § 2).
Духовные лица, которых первоначально лишь приглашали братства в качестве гостей либо опекали как членов причта, стали впоследствии играть среди них главную роль: многие священники становились даже основателями братств (напр.: Благовещенского в Львове), их наставниками и руководителями. Братства, со своей стороны, стремились в настоятели своих приходов выбирать пастырей наиболее образованных и твердых.
По уставным грамотам братским мы видим, что на юго-западе входило в обычай собираться в доме священника для чтения Св. Писания и творений святых Отцов Церкви с соответственными пояснениями настоятеля. Братья вскоре связали себя клятвенным обязательством перед Церковью.
Вот начало одного братского синодика: “На сие (т.е. на учреждение братства) мы, все нижепоименованные лица, люди обоих сословий — духовного и светского, согласившись одним сердцем и одними устами и целовав честный Крест, каждыйза каждого, держась Православия и соединившись духом пламенной любви, для соблюдения нижеописанных христианских повинностей и порядков в сей братский список вписываемся”.
“Младенкопии”, или “младшие братства”, образовывались из холостой молодежи обоего пола.
Братства, являясь союзами издавна признанными государственными грамотами, воспользовались данным Стефаном Баторием правом “Патента” (см. § 1) для ограждения православных приходов и обителей от проникновения в них латинян или лиц недостойных, чего добивался король.
Это легальное противодействие вскоре обратило на них удары иезуитов, узревших в братствах опасных для Рима врагов, связанных клятвенно для сохранения догматов Церкви и повсеместного укрепления православной веры в народе.
Отличительной чертой братства в эту эпоху героического стояния за Церковь была радость, как видно из одного братского письма: “Цель наших взаимоотношений мне представляется несмолкаемым гимном Создателю, тем шумом вод многих и голосом гуслитов, который слышал св. Иоанн Богослов. Чем легче поделиться самым сокровенным, тем ярче предвидение этой радости. Братство есть как бы большая радость об этой радости” (В.А.Калашникова. “О русских православных братствах”. Париж, 1925). Воодушевленные взаимной любовью, эти энтузиасты гонимой веры действительно сотворили чудеса в крайне неблагоприятных, отчаянных условиях.
Патриархи ввиду совершенно исключительной сложности церковной жизни в литовско-польском государстве даровали братствам весьма широкие права для поддержания нравственно-религиозных устоев не только среди мирян, но даже и иерархии. Когда кое-где епископы под нажимом короля и Рима стали склоняться к компромиссам, Константинопольский патриарх освободил некоторые братства от подчинения епархиальной власти, сделав их ставропигиалъными, зависящими лишь от патриарха; такими стали братства Львовское, Виленское и Могилевское. Запрещенная королем связь с Константинополем не прерывалась благодаря братьям, ездившим туда под видом купцов и возвращавшимся с патриаршими указаниями и благословением, ежечасно рискуя своей жизнью ради Церкви.
Братства стойко защищали гражданские права гонимых православных перед правительством, ездили на сеймы и ходатайствовали перед королем во всех случаях, когда требовалась их помощь. Так, в 1572 г. они потребовали от имени Львовского братства, чтобы король Сигизмунд-Август уравнял права львовских православных граждан с латинянами, дозволив им торговать в городе, заниматься своим ремеслом, владеть домами, отдавать детей в городские школы и т.д. Король под угрозой штрафа запретил преследования в Львове, но это продолжалось недолго. Во всяком случае, был создан прецедент и с тех пор участились выступления братств на сеймах. В 1616 г. в Варшаве поселились даже некоторые из Львовских братьев, опытные по судебным делам, специально для ходатайств за верующих по разным государственным инстанциям.
Состав братств пополнялся из всех классов населения, от ремесленников до князей и митрополитов включительно. К ним записывались даже иногородние православные, даже иностранные, например, молдовские валахи. Иногда вступали целые группы, например в 1591 г. в Львовское братство вступил священник Гологурский со всеми своими прихожанами; в Киевское — запорожский гетман Сагайдачный со всем войском казачьим.
Отмечая благоустройство братского суда, патриарх Антиохийский Иоаким VI (1586—1587) дал Львовскому братству “право обличать и наказывать не покоряющихся истине, а пребывающих в нераскаянии — отлучать от Церкви”. Грамота его заканчивалась так: “Мы — Иоаким, Божией милостью патриарх Великой Антиохии, посланный от Собора Патриархов, властию Божией повелеваем ненарушимо вечно хранить сие предание”. Грамота эта дана была 1 января 1586 г.
Одновременно со свалившимся на их плечи бременем заботы о церковном порядке, братства продолжали всемерно заботиться о бедных и больных, собирая повсюду средства. “Братская кружка” всегда была доступна всем нуждающимся без различия религии просящего.
Такое истинно христианское поведение заслужило братьям любовь и привязанность народа и даже уважение некоторых латинян, прозвавших братства “крестоносным союзом”. Когда поднялся вопрос об избрании, вместо митрополита Киевского — патриарха Юго-западной Руси, на зло Москве, король Владислав IV представил проект на одобрение Львовского и Виленского братств, которые его отклонили как новый соблазн. Эти два братства—Успенское Львовское и Свято-Троицкое (позже Свято-Духовское) Виленское, стояли фактически во главе других. Львовское, как мы видели, славилось своей типографией, выпустившей огромное количество священных книг, учебников, служебников, полемических пособий и т.д. С ним особенно сотрудничал кн. К.К.Острожский.
В 1586г. первая основанная школа во Львове послужила примером для остальных братьев: открытая в Киеве в 1588 г. братская школа, на Подоле при Богоявленском монастыре, превратилась в известную Киевскую Духовную Академию — центр Православия. В Луцке братство открыло в 1617 г. училище для изучения греческого и славянского языков.
Кроме Львовского, Виленского и Киевского, в конце XVI и начале XVII вв. наиболее известными были братства в Луцке, Замостье, Могилеве, Орше, Минске, Пинске, Бресте и т.д.
Каждое возглавлялось четырьмя старшими для ведения дела и хранения имущества, иногда весьма крупного. Братчики платили членские взносы; когда нужно было — штрафы. Собирали пожертвования и т.д. Сходки их были недельные, месячные, годовые и экстренные.
Ревностное отношение братств к своей духовно-просветительной деятельности, кроме гнева латинян, вызывало также неудовольствия в среде православной иерархии, не желавшей уступать мирянам некоторые прерогативы своей власти. Так, Львовский епископ Герасим и духовенство обратились даже по этому поводу с жалобой к Константинопольскому патриарху, но знакомый уже нам Иеремия II (1586—1594) решил спор в пользу братства. Его предшественник Феолепт II (1585—1586) утвердил приведенную выше грамоту Антиохийского патриарха Иоакима VI о даровании права суда Львовскому братству и, “ради церковного устроения”, одобрил их школу, типографию и устав для братств других городов, “поспешения ради благочестия”.
Постепенно епископы поняли неоценимое значение братской работы и со своей стороны пошли ей навстречу: 2 февраля 1592 г. епископ Перемышльский, Михаил Копыстенский, дал Комарскому братству право обличать противников истинной веры и передал в его ведение школу и больницу.
Михаил Рагоза до своей измены покровительствовал Львовскому братству и делегатам его дал право участвовать на соборах епископов, что послужило примером и для других братств.
Приехавший в 1589 г. патриарх Иеремия II, как мы сказали, еще расширил дарованные Львовскому братству права: братское училище, где преподавали Св. Писание, славянский и греческий языки, патриарх признал официальным православным общественным училищем Львова. Братская типография (создателем которой был Иоанн Смирнов), кроме церковных книг (часословы, псалтири, апостолы, минеи, триоди, торжественники, хроники, или летописцы), получила право печатать и учебные пособия: грамматику, пиитику, риторику и философию.
Ввиду совершенно особенного положения православных в Польше, руководимой иезуитами, епископ Львовский получил приказание благословлять священников, избранных братством для Успенской церкви, безо всяких споров и отговорок, а также смещать тех, которых братство признавало недостойными.
Ставши, как и Виленское братство, патриаршей ставропигией, Львовское, благодаря данным привилегиям, вскоре прославилось на весь православный мир. Судя по его летописям, типография братства выпустила более 300.000 церковных и учебных книг. Заметим, что знаменитый труд против ереси и схизмы патриарха Мелетия Александрийского был издан кн. Острожским с помощью Львовских братских наборщиков; его апологетическая ценность оказалась огромной. Кроме Львовской, известны были также братские типографии в Могилеве, Вильне и Луцке. Между прочим, в задачи братств входила забота о сохранении чистоты русского и церковно-славянского языков, которые стали засоряться польскими и латинскими словами. Братские книги расходились в России, Валахии, Молдавии и т.д.
Иерусалимский патриарх Феофан IV (1608-1644) в свою очередь отметил самоотверженную работу братьев и в 1620 г. дал право ставропигии братствам Крестовоздвиженскому в Луцке, Богоявленскому в Киеве и Преображенскому в Слуцке; однако в 1626 г. эти ставропигии были уничтожены6; в 1633 г. Константинопольский патриарх Кирилл I дал ставропигию Могилевскому братству.
В 1615 г. для расширения Киевской школы при Братском монастыре жена мозырского маршалка Анна Гугулевич-Лозка пожертвовала братьям дом и двор. В Братской Киевской записи говорится так об открытии этого нового центра православной культуры: “Начинаем сей душеспасительный, дружелюбный союз братства церковнаго по благословению святейшаго патриарха Вселенскаго, господина Тимофея (1614-1621), и прочих святейших патриархов — братствам городов Львова, Вильны, Могилева и церквам других городов”. Так высоко стоял в XVII в. авторитет гонимых и подневольных патриархов, столь презираемых латинской пропагандой: их поучения и пример твердости в несчастии подлинно явились спасительными для гонимой Римом Юго-западной православной паствы.
В Киевское братство вступил приехавший в 1625 г. молдавский воевода, ставший светочем Православия, — Петр Могила. Став митрополитом, он брал лучших учеников братского Львовского училища и отправлял их за свой счет в разные академии и даже в Рим для всестороннего высшего образования. Эти избранные после окончания полного курса церковных наук становились во главе открытых им в Киеве школ. Из их состава вышли педагоги знаменитой Киевской коллегии. Из самых видных лауреатов братских училищ назовем таких, как Иов Борецкий, Лаврентий Зизаний, Памва Берында7, Захария Копыстенский (из Львовского), Епифаний Славинецкий (из Киевского) и др.
Расцвет киевской Могилянской академии постепенно затмил другие братские училища.
Около трехсот лет братства несли свою неблагодарную службу, преодолевая непрерывные интриги, клевету, происки униатов, процессы и т.д., пока права братств не были уничтожены сеймом 1676 г. при Яне III Собесском.
Наконец, при имп. Екатерине II, с исчезновением Польши, Юго-западные православные воссоединились с Матерью-Церковью. И что же? К этим ревностным борцам за веру было проявлено в России полное равнодушие, а некоторые стали даже коситься на братства как на общества вредные!
До XIX в. из всех городских братств, подвизавшихся для защиты истины в Польше, дожили только Виленское, Могилевское и Белское. Остальные либо закрылись при переходе Западного края к России в XVIII в., либо оказались уничтоженными латино-польскими вековыми гонителями. Зато немалое число братств уцелело в глухих уголках провинции. Историк Коялович, в 1862 г. посетивший Западный Край, насчитал около ста пятидесяти братств (см. Аксаковский “День”, 1862 г.) в Литовской епархии. Особенно много мелких братств уцелело в Минской епархии, почти при каждом приходе.
Когда латино-польская антиправославная агитация возобновилась в царстве Польском в 60-х годах XIX в., церковные братства, как и встарь, ревностно поднялись для защиты веры.
Тут, наконец, в России как будто вспомнили о братствах и их деятельности; многие из них получили пожертвования и выражения сочувствия со всей России. Это побудило имп. Александра II высочайше учредить церковные братства в России. Соответственный закон 1864 г. разумел под таковыми общества православных лиц разного звания и состояния, преследующих цели: служить нуждам и пользе Церкви, защищать ее права от иноверцев и раскольников, создание и украшение храмов, благотворительность, а также распространение и утверждение духовного просвещения. Каждое братство получило свой устав, излагающий цели общества и обязанность членов.
Из новых братств, возникших после издания “Положения 8 мая 1864 г.” в разных городах, назовем следующие: Кирилло- Мефодиевское — в Чистополе при Николаевском соборе; Св. Креста — в Саратове при Преображенском монастыре; Св. Гурия — в Казани; Митрополита Петра — в Москве; епархиальное братство Богородицы — в Петербурге; Св. Димитрия Ростовского — в Ярославе и др. К 1 января 1893 г. в России насчитывалось 159 церковных братств с 37.000 членами и капиталом около двух миллионов рублей (“Энциклопедия” Брокгауза и Эфрона, ст. “Церковные братства”, т. 75, с. 95-98).