Комментарий редакций

Итак, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви в феврале 1997 года постановил провести силами Синодальной богословской комиссии дополнительное изучение Баламандского документа. Как же было выполнено это определение высшего в Церкви установления — Собора? Уже в апреле комиссия собралась для обсуждения Баламандского вопроса. Правда, церковная полнота узнала об этом только в июле, впрочем, как и добрая половина членов Богословской комиссии. Их почему-то забыли пригласить для участия в дискуссии. Причем забыли именно тех, кто мог подвергнуть критике антиправославный документ. И, напротив, к так называемому обсуждению не преминули пригласить тех, кто Баламандское соглашение готовил — сотрудников ОВЦС.

Результат не заставил себя ожидать — ничего предосудительного «комиссия» в Баламандской резолюции не обнаружила. Да и как могло быть иначе, если судьбу новоявленной унии решали люди, католические симпатии которых ни для кого не секрет. А ведь «забытый» устроителями обсуждения Председатель Богословской комиссии Украинской Православной Церкви епископ Львовский Августин мог бы немало рассказать о том, как «Церковь-сестра» за последние годы практически полностью уничтожила некогда самую обширную епархию Русской Церкви. Так же, как могли и специалисты по сравнительному богословию показать, что Баламандская резолюция — это абсурд, если не откровенная ересь с точки зрения православной экклезиологии. Но увы, представителей духовных школ на обсуждении Баламандской унии тоже не было.

В связи с этим возникает немало вопросов. Почему так все получилось? Почему о Баламанде мы узнали только спустя четыре года после заключения Соглашения? Почему его обсуждение оказалось окутанным не меньшей завесой тайны? Почему важнейшие церковные вопросы, касающиеся сохранения Истины Православия, решаются не Собором и даже не архиереями, а непонятно как и кем подобранной группой чиновников из ОВЦС — органа, ни одним церковным каноном не предусмотренного?

(«Радонеж». 1997. №15)