Тайное униатство
КРИПТОКАТОЛИЦИЗМ В ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ Николай КАВЕРИН
Аминь, аминь глаголю вам: не входяй дверми во двор овчий, но перелазя инуде, той тать есть и разбойник.(Ин.10,1)
В XX веке Ватикан, как и в прошедшие столетия, стремится к расширению своего влияния на Восток. Однако, в отличие от событий Флорентийской и Брестской уний, сегодня папский престол действует более тонкими и изощренными методами. С одной стороны — грубый и циничный геноцид православных в Сербии, гонения и захват православных храмов униатами на Западной Украине, с другой — «диалог любви» и стремление к объединению с «церквами-сестрами», в первую очередь с погрязшей в экуменической тине Константинопольской патриархией, путем заключения соглашений по типу «баламандского» (1993 г.), в котором полностью игнорируются важнейшие догматические и вероисповедные заблуждения латинства.
В России пропаганда латинства ведется не без помощи католичествующего обновленчества — весьма немногочисленной группы православного духовенства, симпатизирующего католическому вероучению и сотрудничающего с католическими СМИ.
Однако не только чисто прозелитические цели обращения в католицизм преследует Ватикан, проводя свою восточную политику. Как известно, после реформаторского II Ватиканского собора, провозгласившего «aggiornamento» и задавшегося целью «оживить» церковную жизнь, в лоне католичества возник глубочайший кризис. Поэтому сближение с Православием сегодня жизненно необходимо для самого католичества, полностью исчерпавшего себя духовно и потому ищущего новый источник духовности, которым является только Православная Церковь. Но если такое сближение полезно для католицизма, то для Православия оно однозначно пагубно, ибо ведет к искажению святоотеческого Предания, обмирщению церковной жизни, к постепенной реформации Церкви как в богослужебной, так и вероучительной области.
Если до 1917 года все мечты Рима об обращении России в католичество оставались бесплодными ввиду величия и значения Православной Церкви в России, верности православного народа Церкви, традиций русской культуры и склада русской души, то после революционного большевистского погрома, по словам церковного историка К. Н. Николаева, «из хаоса и кровавого тумана пред взором Рима, устремленным на Восток, подымалось видение новой России, России католической».
Заслуженный профессор и богослов Н. Н. Глубоковский заявлял тогда, что «Рим кружится, как изголодавшийся волк, и готов пожрать, как свою добычу, погибающее Православие».
Известный русский философ Иван Ильин так свидетельствовал о настроениях, которые царили в то время в умах католических иерархов: «Сколько раз за последние годы католические прелаты принимались объяснять мне лично, что “Господь выметает железной метлой православный Восток для того, чтобы воцарилась единая католическая церковь”. Сколько раз я содрогался от того ожесточения, которым дышали их речи и сверкали их глаза. И, внимая этим речам, я начинал понимать, как мог прелат Мишель д’Эрбиньи, заведующий восточно-католической пропагандой, дважды (в 1926 и 1928 году) ездить в Москву, чтобы налаживать унию с “обновленческой церковью” и “конкордат” с Марксовым интернационалом, и как мог он, возвращаясь оттуда, перепечатывать без оговорок гнусные статьи Ярославского-Губельмана, именующие мученическую православную патриаршию Церковь (дословно) “сифилитической” и “развратной”… Я понял наконец истинный смысл католических “молитв о спасении России”: как первоначальной, краткой, так и той, которая была составлена в 1926 г. папою Бенедиктом XV и за чтение которой у них даруется (по объявлению) триста дней индульгенции…»
В это тяжелое время Святейший Патриарх Тихон в своем воззвании от 1 июля 1923 года писал: «Пользуясь происходящею у нас неурядицей в Церкви, римский папа всячески стремится насаждать в Российской Православной Церкви католицизм».
Самым позорным для Рима фактом было добровольное братание в 20-х гг. с богоборческой большевистской властью в то самое время, когда тысячи православных священнослужителей и мирян заполняли советские тюрьмы и лагеря. Рим в это время высоко оценивал «заслуги» большевистской революции в разрушении «схизматической» Церкви. Некоторые католические деятели говорили тогда открыто о «религиозной миссии антирелигиозного большевизма», расчищающего путь для постепенного перехода русского народа под омофор римского первосвященника.
Фанатичным вдохновителем идеи насаждения католичества в захваченной большевиками России («духовного завоевания» самой крупной православной страны) был вышеупомянутый иезуит и тайный помощник папы в восточной политике монсиньор Мишель д’Эрбиньи — глава папской комиссии «Pro Russia» и председатель Папского Восточного института, задуманного для подготовки священников-миссионеров восточного обряда. Еще в 20-х годах д’Эрбиньи, будучи чрезвычайным папским полномочным в «восточных делах», посещая Советскую Россию и пользуясь гонениями на Патриарха Тихона, пытался склонить к Риму сначала обновленцев-живоцерковников, а затем перенес свои усилия, совместно с католическим епископом Пием Неве, на тихоновский епископат, надеясь добиться избрания на Всероссийский патриарший престол епископа, тайно принесшего присягу Риму, т. е. тайно перешедшего в католичество.
Мишель д’Эрбиньи, род. в 1880 г. во французском г. Лилле, вступил, пил в орден иезуитов в 1897 г., рукоположен в сан католического священника в 1910 г., учился в Бельгии, в Сорбонне. Еще в 1911 году Мишель д’Эрбиньи опубликовал исследование, посвященное русскому философу Вл. Соловьеву, на примере которого он пытался доказать «неизбежность» утверждения католицизма в России. Это сочинение и привлекло к отцу д’Эрбиньи внимание пап Бенедикта XV и Пия XI как к «специалисту по русским религиозным делам». Пий XI делает д’Эрбиньи своим доверенным лицом в вопросах восточных дел. По совету папы Пия XI д’Эрбиньи даже отрастил большую бороду для более успешного «апостольства» среди русских. Пий XI лично поручил энергичному д’Эрбиньи осуществлять тайную миссию в Советской России, где, посвящая в епископский сан Римской церкви, д’Эрбиньи готовил «миссионеров» для «духовного завоевания» России. В октябре 1922 года отец д’Эрбиньи впервые прибыл в Россию. Во время второго посещения в сентябре 1925 года он был радушно принят большевиками, навещал некоторых православных иерархов, особенно епископов-обновленцев. В 1926 году перед третьим посещением Москвы д’Эрбиньи тайно посвящается в Берлине в епископский сан. Во время третьего своего посещения Москвы в 1926 году теперь уже епископ Мишель д’Эрбиньи рукоположил в епископский сан трех латинских священников не польского происхождения; среди них также и члена ордена ассумпционистов Пия Неве, ставшего в 1926 году апостольским администратором Москвы (именно П. Неве в 1937 (!) году заявил, что «коммунисты расчистили место. В час, известный Богу, папа сможет возобновить разговор <…> чтобы строить и насаждать»). Во время разгара кровавых гонений на Православие в августе 1926 года д’Эрбиньи ведет переговоры с представителями советского правительства об открытии католических семинарий в СССР. После своих поездок в Россию д’Эрбиньи опубликовал книгу о церковной жизни в Москве, из которой можно сделать вывод, что коммунисты не так уж нехороши, как об этом говорят, что Православие разрушено и поэтому готово пасть в руки Рима, а к католичеству в СССР относятся неплохо. Одним словом, интернациональный коммунизм и вселенский католицизм могут идти одним путем. В этих же воспоминаниях д’Эрбиньи отмечалось, что Православная Церковь — это памятник прошлого, лишенный всякого будущего, в противоположность «обновленческой церкви», которая преследует интересы, совпадающие с интересами Ватикана (д’Эрбиньи присутствовал на «соборе» обновленческой церкви).
В 1923 году д’Эрбиньи становится главой папского Восточного института и редактором журнальной серии «Orientalia Christiana», а в 1925 году папа Пий XI поставил д’Эрбиньи во главе комиссии «Pro Russia», в ведении которой находилось совращение в католичество русского православного населения России и Польши. Незадолго до этого Пий XI просил его составить папскую энциклику «Ecclesiam Dei» (1923 г.) по случаю 300-летия со дня смерти «мученика католического единства», «святого» Иосафата Кунцевича, руки которого были обагряны кровью наших предков, боровшихся против окатоличивания.
В 1929 году д’Эрбиньи председательствовал при торжественном открытии иезуитского очага для подготовки миссионеров «восточного обряда» — колледжа «Руссикум» в Риме (подготовка велась в ожидании того «благословенного дня», когда, наконец, откроются границы России и римской церкви будет предоставлена полная свобода действий). В своей речи при открытии «Руссикума» д’Эрбиньи, в частности, упомянул о великих дарованиях русской души, залоге великого будущего в Церкви, при условии признания Россией и Русской Церковью главенства Римской церкви.
Однако в дальнейшем, в результате разногласий с польским латинским духовенством и, в частности, с генералом ордена иезуитов В. Ледоховским, которое с настороженностью относилось к русским католикам восточного обряда, считая единственно приемлемым способом католической миссии — принятие Россией «латинского обряда», Мишель д’Эрбиньи был в октябре 1933 года отстранен от своей деятельности, в частности, и за провал миссии на Востоке. К этому времени политика Ватикана в отношении советской России потерпела полных крах. Советские руководители, воспользовавшись в своих интересах визитами высокого ватиканского посланника, пришли к выводу, что католицизм им больше дать ничего не может: от сближения с Римом было решено отказаться, тем более, что в 1927 году появилась Декларация митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Православной Церкви советской власти.
На отстранение д’Эрбиньи повлиял также скандал, связанный с личностью русского католического священника восточного обряда Александра Дейбнера, секретаря и доверенного лица д’Эрбиньи, сопровождавшего последнего в его поездке в Москву в 1926 году: А. Дейбнер оказался агентом ГПУ. Хотя, как отмечали некоторые униатские исследователи, эта версия о связи А. Дейбнера с ГПУ могла быть выдумана польскими католическими кругами ради компрометации д’Эрбиньи. Во всяком случае лишенный всех почестей и в 1937 году даже епископского сана, д’Эрбиньи вел уединенную жизнь, занимаясь литературной деятельностью, и бесславно скончался 23 декабря 1957 года после двадцати лет полного забвения. Согласно другой версии «…этот видный прелат покончил самоубийством в Риме после долгой опалы, в течение которой он был заключен в один из люксембургских монастырей. Много месяцев самоубийство скрывали, лишь в конце 1948 г. объявили, что «бедный епископ» сошел с ума. Иезуиты не дали этому самоубийству другого объяснения. Однако не следует ли поставить его в связь с исчезновением секре!аря монсиньора д’Эрбиньи, аббата Александра Дейбнера, унесшего с собой портфель с документами чрезвычайной важности?» (R. Garaudy. «L’Eglise, le communisme et les cre’tierh». Paris. 1949. p.186).
Это «избрание» состояло бы, при содействии Рима, в сборе отдельных подписей православных епископов. Благодарный «избранный» кандидат подписал бы унию, и Россия ее приняла бы в ответ на щедрый жест Рима: дар России мощей святителя Николая Угодника (см.: М. Стахович. Фатимские явления Божией Матери — утешение России. М. 1992. С. 23-24).
В книге профессора католических факультетов в Лионе и Страсбурге и советника посольства Франции при Ватикане А. Ванже (в другой транскрипции — Венгер) «Рим и Москва, 1900-1950» (Wenger A. Rome et Moscou, 1900- 1950. Paris, 1987) говорится, что «апостолический администратор» Москвы П. Неве получил от Мишеля д’Эрбиньи полномочия разрешать обращенным при переходе из Православия в католичество сохранять втайне свою новую конфессиональную принадлежность.
Так, например, имеются веские доказательства того, что в 1932 году православный архиепископ Варфоломей (Ремов) под влиянием латинского епископа П. Неве был тайно принят в католичество в сущем епископском сане, став викарием католического «апостолического администратора» Москвы, состоя при этом по-прежнему в юрисдикции Русской Православной Церкви в качестве православного архиерея и окормляя общину московского Высокопетровского монастыря. Монсиньор д’Эрбиньи в письме латинскому епископу П. Неве предлагал следующее: «Мой план сводится к следующему: нужно подготовить избрание русского патриарха из числа епископов, находящихся сейчас на территории России, который, прежде чем открыто объявить о своем избрании, перебрался бы на Запад и, может быть,… пошел бы на заключение унии со Святым престолом. Учитывая все сложности нынешней ситуации, нужно найти способ, чтобы лучшие из находящихся в России епископов выбрали кандидата на патриарший престол. Я думаю, что для этой роли подошел бы епископ Варфоломей… Если все это возможно сделать, то провозглашение русского патриарха Ватиканом или благодаря Ватикану вполне может вызвать положительную реакцию» (А. Ванже. Рим и Москва, 1900—1950). В католическом журнале «Истина и Жизнь» (1996. №2. С.34) сообщается, что среди документов, находящихся в архивах Генеральной курии конгрегации ассумпционистов в Риме, хранятся, скорее всего, единственные экземпляры двух официальных грамот комиссии «Pro Russia» — от 25 февраля и 3 июля 1933 года — об учреждении титулярной кафедры Сергиевской в юрисдикции Рима (причем эта кафедра рассматривалась как уже существующая в Православной Церкви), о поставлении на нее «уже облеченного епископским саном в восточном обряде» Его Преосвященства монсиньора Варфоломея (Николая Федоровича Ремова) и о назначении владыки Ремова викарием Апостольского администратора Москвы (епископа Неве) для католиков восточного обряда. Латинские подлинники этих грамот имеют гриф «Pontificia Comissia Pro Russia» и заверены печатью с двумя подписями: президента комиссии епископа Мишеля д’Эрбиньи и ее секретаря Ф. Джоббе. Это, – сообщает журнал «Истина и Жизнь», — как и многое другое из того, что делалось комиссией «Pro Russia», имело полусекретный характер и осуществлялось хотя и с ведома Святого Престола, но исключительно авторитетом епископа д’Эрбиньи, имевшего относительно всех «восточных дел» чрезвычайные полномочия от папы.
Необходимо отметить, что понятие «тайный католик» не предполагает формального разрыва с Православной Церковью: тайный переход в католичество означает негласное принятие духовного лица в сущем сане в лоно т. н. «Вселенской церкви», то есть в евхаристическое общение и иерархическую связь с римским епископом (папой); при этом продолжается служение в Православной Церкви в прежнем сане и должности с целью постепенного насаждения среди прихожан и, возможно, духовенства симпатии к Западной «Матери-церкви» (римскому «святому престолу») и к католическому вероучению. Делается это очень осторожно и, часто, незаметно для неискушенных в богословских вопросах. Еще в начале XX века папа Пий X разрешил принимать в унию православное духовенство с оставлением их на занимаемых местах при православных храмах, под юрисдикцией православных архиереев и петербургского Синода; на литургии было разрешено не произносить Filioque, не поминать папу, разрешалось молиться за Святейший Синод и т. п. (К. Н. Николаев. Восточный обряд. Париж. 1950. С. 62). Характерной особенностью «криптокатолицизма» является практика или, по крайней мере, поощрение причащения и в католических, и в православных храмах.
Именно тайное униатство отдельных священников или даже епископов должно, по замыслу ватиканских аналитиков, обеспечить дело унии с т.н. «апостольским римским престолом». Той же униональной цели служит и широко пропагандируемая униатствующими православными идея «двух легких» — Православия и католичества, вместе якобы и составляющих единую Вселенскую Церковь (один из родоначальников этой идеи — русский религиозный философ Вл. Соловьев принял католичество1 в 1896 году в домовой церкви русского католического священника Николая Толстого). Следует отметить, что редкие случаи перехода в католицизм отдельных людей в дореволюционной России были просто «дворянской дурью», а народа это ни в коей мере не касалось.
Среди первых русских католиков середины XIX века назовем имена русских иезуитов — князя И. Гагарина, Е. Балабина, И. Мартынова, В. Печерина. История тайного католицизма «восточного обряда» начинается, по-видимому, лишь в конце XIX века. Сама идея «криптокатолицизма» родилась, как ни странно, не в Риме, а в России и восходит к идеям Вл. Соловьева и первого русского католического священника Николая Толстого. Рукоположеный в 1893 году после окончания Московской Духовной Академии в сан православного священника, Н. Толстой уже в 1894 году принимает исповедание католической веры. Развивая взгляды Вл. Соловьева, о. Николай Толстой хотел оставаться официально православным приходским священником, но в то же время вести «пропаганду в пользу католичества» и тайно причащать католиков. Однако в 90-х гг. XIX века римский папа Лев XIII еще не мог согласиться с такими авантюрными планами и криптокатолицизм оставался нереализованной, чисто русской идеей тайной католической миссии в России.
Отметим, что кроме о. Николая Толстого в 1896 году под влиянием ксендза М. Фульмана (впоследствии католического епископа Люблина) переходит в католичество благочинный Нижегородской епархии священник Алексий Зерчанинов, который после 1905 года устраивает в Петербурге на Полозовой улице домовую церковь первой русской католической общины.
В начале XX века необходимость возникновения миссии «восточного обряда» в России для приведения русского народа к единству с Римским престолом разрабатывал и пропагандировал лютый враг Православия и России униатский митрополит Андрей Шептицкий — глава греко-католиков в Галиции. Именно митрополит Шептицкий в значительной степени повлиял на формирование взглядов о. А. Зерчанинова, приняв его в свою юрисдикцию с условием «неуклонно соблюдать греко-славянский обряд во всей чистоте».
Шептицкий добился в 1907 и 1908 годах от папы Пия X чрезвычайных полномочий для своей миссионерской деятельности вне пределов Галиции, т. е. в России. Пий X считал, что будущая католическая церковь восточного обряда должна представлять собой патриархат с довольно широкой автономией. Главой русских католиков восточного обряда должен быть экзарх, который в случае унии Российской Православной Церкви с Римом должен уступить свои права Московскому Патриарху.
В 1908 году Шептицкий тайно от российских властей, переодевшись в светский костюм и под чужим именем, посещает Россию и в Петербурге ведет тайные переговоры с некоторыми православными и старообрядческими архиереями и священниками о возможности их присоединения к Риму и даже о возглавлении будущей русской католической церкви. В результате в том же 1908 году происходит курьезный случай обращения в католичество старообрядческого священника белокриницкой иерархии о. Евстафия Сусалева из города Богородска Московской губернии. Папская комиссия в Риме признала каноническую действительность рукоположения старообрядческого священника и Евстафий Сусалев был принят именно как «старообрядец, приемлющий общение с Римским престолом». Как отмечал историк К. Н. Николаев, «старообрядчество, признающее власть папы — вот та высота, на которую подымается воображение Рима». В 1909 году Евстафий Сусалев переезжает в Петербург и там вместе с о. А. Зерчаниновым при содействии кузины Столыпина Наталии Ушаковой, совращенной в унию одним иезуитом, открывает первый русский католический храм восточного обряда. Этот петербургский храм однажды посетил викарий петербургского митрополита епископ Никандр, который после службы признал, что «такие богослужения ударяют в самое сердце Православия». Раскрытие в столице православной империи очага униатской пропаганды произвело сенсацию и правительство, произведя детальное расследование, распорядилось закрыть его. После этого, богослужения по «восточному обряду» стали совершаться тайно…
В Москве организатором русского католичества была Анна Абрикосова, происходившая из богатого купеческого дома. Обучаясь за границей в университете, Абрикосова в 1908 году перешла в католичество. Замуж она вышла за своего двоюродного брата Владимира Абрикосова, который через год также перешел в католичество. Богатый и открытый дом Абрикосовых стал местом католической пропаганды в сердце православной Москвы.
Анна Абрикосова часто ездила за границу и дважды была принята папой Пием X. За границей она вступила в католический орден доминиканцев и приняла имя Екатерины в честь латинской святой Екатерины Сиенской. По возвращении в Москву Абрикосова начинает вместе со своим мужем миссионерскую работу среди русской московской интеллигенции. Она устраивает в своем доме в Москве подобие женского монастыря латинского обряда — доминиканскую общину, состоявшую из десятка молодых русских девушек. В 1917 году униатский митрополит Шептицкий посвящает Владимира Абрикосова в священника восточного обряда и Екатерина Абрикосова со своими сестрами также переходят в «восточный обряд».
Следует отметить, что существовали определенные противоречия между «восточным обрядом» и польским латинством. Для Рима «польский вопрос» был серьезным препятствием для достижения униональных проектов в отношении Русской Церкви. Ни о каком насаждении католичества среди русского народа нельзя было и мечтать, пока духовенство было польское и приверженное к латинству. Понимая, что католицизм польского образца был древним врагом православной России, «восточный обряд» старались максимально избавить от какого-либо польско- латинского влияния и отделить католицизм от польского национализма, неприемлемого для русских. Так, например, в Комиссии «Pro Russia» старались избавиться от поляков, которые служили препятствием в деле обращения России в католичество. Со своей стороны польское католическое духовенство с недоверием и даже враждебностью относилось к русским католикам восточного обряда, рассматривая их в качестве «полусхизматиков» и считая, что унии Восточных Церквей, как учит история, недолговечны, и только принятие латинского обряда затруднит возвращение русского народа в Православие2. Восточный обряд в его русской форме, таким образом, казался помехой в деле поглощения Православия католичеством латинского образца.
Леонид Федоров, глава русских католиков, выступал за полное обрядовое соответствие с богослужением, принятым в Российской Православной Церкви. Такое единообразие богослужебной традиции носило миссионерский характер: православным верующим давалось понять, что они могут быть соединены с римским престолом, полностью сохраняя привычный характер своего византийского богослужения. Для этой цели Федоров не допускал никаких латинских введений в греко-восточный обряд, как это делал о. Зерчанинов. Русским католикам позволялось почитать и русских святых (помимо особо чтимого Иосафата Кунцевича). Также и вышеупоминавшийся апологет унии А. Шептицкий мечтал о церковной традиции, очищенной от «латинизмов» в обряде. Для этого он всячески препятствовал сближению с латинской церковью, видя в таком сближении гибель своей униатской церкви в Галиции.