Католицизм – православный взгляд или католическая церковь как она есть

Глава VI (8)

Смерть Константинопольского Патриарха Иосифа. Обсуждение вопроса примата Папы и вопроса о том, в какой момент происходит освящение Свв. Даров на Божественной Литургии. Трактат Св. Марка Ефесского об освящении Свв. Даров.

Из содержания предыдущей главы и приведенных творений св. Марка можно видеть, какой напряженный характер приняли события. Уже вопрос шел не о соединении Церквей, а о жизни или смерти Православной Церкви. С одной стороны, мы видим предательство, сознательное и ничем не могущее быть оправданным, предательство Православия, поддерживаемое крутым нажимом с внешней стороны, как со стороны латинян, так и Императора; а с другой стороны, – мы видим отчаянную борьбу, ведомую единицами, а лучше сказать, одним единственным – святителем Марком Ефесским, при проявлявшейся иногда поддержке со стороны некоторых единиц, – борьбу за сохранение Православия, за нерушимость Православной Веры и святейших ее догматов.

В этой главе нам надлежит продолжить наше изложение последующих событий.

1О-го июня 1439 г. греческие представители узнали о смерти церковного главы их – Константинопольского Патриарха Иосифа. Патриарх был уже весьма престарелым и больным, как и большинство других греческих иерархов на Соборе. Мы можем здесь вспомнить, как в своем слове папе Евгению св. Марк говорил папе: “Он (Христос-Бог) побудил тебя, первенствующего среди священнослужителей Его, пригласить нас сюда, и подвиг благочестивейшего нашего Царя послушать тебя, а также сотворил нашего пастыря и Патриарха забыть старость и долговременное недомогание…” 1). Немного далее он говорит и это: “Возведи окрест очи твои и виждь старцев, достопочтенных и священных, уже весьма нуждающихся в одре и покое, вставших из своих пределов и притекших к твоему совершенству; собравшихся только по надежде на Бога и по любви к вам” 2). В истории Собора многократно упоминается о болезни Патриарха, который не мог присутствовать на тех или иных собраниях по болезни. Упоминается и о том, что над ним было совершено соборование. И все же смерть его была несколько неожиданным ударом для греков. Он был найден мертвым в своей комнате. На его столе лежало некое духовное завещание, последнее выражение своего мнения: “Extrerma sententia”. Этот документ гласит: “Иосиф, по милости Божией, Архиепископ Константинополя, Новаго Рима, и Патриарх Вселенский. Придя к концу моей жизни, и уже на границе того, чтобы заплатить дог, общий всему человечеству, я желаю, по благодати Божией, открыто выразить в письменном виде для моих чад ту веру, которую я исповедую и под которой подписываюсь. Итак: все то, что признает и учит Католическая и Апостольская Церковь Господа нашего Иисуса Христа, находящаяся в Ветхом Риме, и я также признаю и торжественно подтверждаю, что я соглашаюсь со всем. В равной мере, я признаю Святого Отца Отцев, Высшаго Понтифия и Представителя Господа нашего Иисуса Христа, Папу Ветхого Рима. Также я признаю чистилище. В силу сказанного я подписываюсь. 9-го июня 1439 года, второго индикта” 3). Несмотря на попытки некоторых римокатолических богословов 4) доказать подлинность этого документа, однако, есть столько данных, говорящих о его подложности, что нельзя не видеть того, что этот документ является делом подделки, и то, сделанной даже не греками, из числа сторонников Унии, а именно латинянами.

Прежде всего об “Extrema sententia” совершенно не упоминает Сиропул, который враждебно относился к Патриарху Иосифу за его податливость сторонникам Унии и неустойчивость в делах веры; Сиропул упоминает даже мелочи и не скрывает подозрения, говорящие против Патриарха, и если бы “Extrema sententia” действительно существовала, он вряд ли бы не упомянул об этом. Не упоминает о таковом документе и св. Марк Ефесский. Георгий Амирутский и Георгий Гемист Плифон, оспаривая впоследствии характер Вселенского Собора, приписывавшийся Собору во Флоренции, ссылаясь на тот факт, что Патриарх не мог подписать Унии, не могли бы так говорить, если бы на лицо была его “Extrema sententia”, о которой, следовательно, они и не знали; иными словами, которой и не было, так как, находясь на Флорентийском Соборе и занимая достаточно высокий пост (что относится особенно к Гемисту Плифону), они не могли бы быть в неведении о существовании такого важного документа, если бы он существовал в то время. Указав на последний факт, Frommann 5) приводит и еще два основания в подтверждение подложности сего документа: “Это писание настолько латинизировано и до такой степени мало соответствует мнению, высказанному Патриархом несколько дней перед тем, что его ложная подлинность очевидна”. Затем, в “Extrema sententia” как дата смерти приводится 9-е июня 1439 г., между тем, согласно истории Дорофея Мителенского, Патриарх умер 1О-го июня.

Мы должны к сему присовокупить и тот факт, что в оффициальных источниках об Унии и декретах – этот документ и не упоминается. О нем не упоминают и не ссылаются на него ни латиняне, ни греческие сторонники Унии – хотя этот документ был бы весьма большой подпорой для них, если бы он, действительно, существовал. Кроме того, подобного рода “Extrema sententia” Патриарха прекрасно могла бы послужить вместо подписи его под Актом Унии и, нет сомнения, что она была бы присовокуплена к Акту Унии на греческом языке, под которым имеются подписи Императора и прочих греческих представителей. Но этого нет. Это – одна сторона дела. Другая – самый текст. Достаточно прочесть самый текст, чтобы видеть в нем грубую подделку: невозможно и абсурд допустить, чтобы патриарх Иосиф, который, как помним, с такой осторожностью относился к чести своего сана, считая его не меньшим сана папы, вдруг, стал бы называть папу “Отцом Отцев и Представителем Христа”. Затем, совершенно ни с того, ни с сего, как бы наспех, прибавлено, что Патриарх признает чистилище. Несомненно, что этот документ является более поздним произведением весьма неумелой подделки.

Мы более подробно остановились на этом вопросе с той целью, чтобы несколько обелить память патриарха Иосифа. Современные историки причисляют его к числу скрытых противников Унии 6). Один из них так говорит: “Патриарх Иосиф во имя государственных интересов (икономии) желал Унии, уговаривал непокорных, но все время боролся со своим искренним православием, и эта борьба свела его в могилу, избавившую его от подписи под Соборным Актом” 7). Действительно, если мы просмотрим сохранившиеся исторические источники, мы не видим, чтобы Патриарх проявлял особое рвение к Унии. На открытии Собора он и не присутствовал вообще, избегал присутствовать и на друтих собраниях. Правда, он увещевал некоторых иерархов (особенно св. Марка Ефесского) пойти на соглашение с латинянами, но когда особенно ревностные сторонники Унии просили Патриарха наложить на св. Марка прещение за его непокорность делу Унии или хотя бы предать его суду Синода, Патриарх решительно отказался это сделать. При обсуждении вопроса, бывшего в Ферраре о том, нужно ли грекам переезжать во Флоренцию и продолжать дальнейшие переговоры с латинянами, он не проявлял своей воли ни в том, ни в другом отношении. Когда обсуждался вопрос о соглашении касательно “Filioque”, то, как мы видели, он готов был принять латинский догмат, но скорее условно, а не фактически, ибо он говорил, что не допустимо вносить в православный Символ Веры какое-либо прибавление. Св. Марк Ефесский так говорит о последнем; говоря о сторонниках Унии из сроды греков, он пишет: “К ним причислился и Патриарх, будучи обольщен уже и сам, несчастный, жаждущий как можно скорее отбыть оттуда, хотя судьба гнала его к смерти” 8). У Патриарха мы видим две черты: слабохарактерность и лояльность к воле Императора, желавшего Унию ради политеческих интересов, и с другой стороны – желание не нанести ущерба Православию и достоинству Правславной Церкви, которой он был главенствующим Патриархом. И хотя, конечно, он не был духовным главой делегации и не проявлял в сущности никакой активности, как по причине болезненности и старости, так и известного несочувствия ко всему делу Унии, однако, смерть его, несомненно, была уроном для дела Унии; ибо в Акте Унии, этом плачевном для Православия документе, нет ни одной подписи, принадлежащей патриарху Православной Церкви, а тем более – знаменательно отсутствие подписи Константинопольского Патриарха.

Со смертью Патриарха, как говорит Сиропул, Император остался один в управлении Православной Церковью, и все дальнейшее всецело взял в свои руки.

После торжественных похорон Патриарха, похороненного в храме Санта Mapия Новелла во Флоренции, греки известили Папу, что желают как можно скорее закончить дело Унии, так как они не могут долго оставаться без Патриарха. Папа вызвал к себе трех митрополитов: Никейского, Киевского и Мителенского и просил их, поскольку греки и латиняне ныне находятся в согласии в догматическом вопросе, именно – в вопросе “Filioque”, придти к соглашению и по другим пунктам. На это митрополиты ответили, что они не уполномочены дать оффициальный ответ, но личное их мнение таково: “У нас с времен Отцев употребляется квасный хлеб для Евхаристии, а у вас – безквасный хлеб, но оба обычая в равной мере хороши. Чистилище не является вопросом, который явился причиной раскола, и, следовательно, можно будет обсудить сей вопрос уже после заключения Унии. После заключения Унии, папа сохранит свой примат настолько, насколько это явится законным ему это приписывать. В нашем Символе мы не сделаем прибавления, но мы согласимся на то, чтобы в ваших церквах вы его сохранили. Мы признаем также, что принужденные необходимостью, по причине ересей, вы чрез это прибавление объяснили более наглядным способом, то, что заключается в Символе Веры, не, собственно говоря, прибавлением, но только благочестивым разъяснением, введенным в Символ. Два Символа (ваш и наш) – хороши и имеют тот же смысл. Наконец, мы допускаем, что освящение Свв. Даров происходит чрез произношение слов Господа нашего, хотя затем мы и молим Духа Святаго, чтобы хлеб и вино стали Телом и Кровию Христа” 9).

Хотя в этих словах и так уже находился, можно сказать, отказ от всего того, за что так пламенно и столь долгое время боролся св. Марк Ефесский, хотя греки и сделали большую уступку в ущерб православному учению, однако, и это не удовлетворило Ватикан, который требовал того, что называется “безусловная капитуляция” со стороны Православной Церкви. Выслушав ответ митрополитов, Папа потребовал оффициального (хотя и ответ митрополитов, в сущности, был оффициальным) и более, точного (т. е. более латинизированного) ответа греков.

13-го июня Император собрал у себя всех греков для обсуждения пунктов, поставленных Папой, но греки не могли выработать оффициального ответа и не хотели безоговорочно принимать все латинские пункты.

На следующий день Император, его брат Димитрий и несколько митрополитов явились к Папе и заявили, что греки не могут придти к соглашению с латинянами по вопросу чистилища. В ответ на это, Папа им направил прежний доклад латинян о чистилище (и который, кстати, так блестяще был опровергнут трудами св. Марка Ефесского в свое время в Ферраре). После сего Папа представил грекам хартулу (Chartula), которая заключала пункты, которые грекам надлежало принять, если они желают Унии с Римом. В то же самое время он уполномочил фра Иоанна Рагусского и Торквемаду выступить перед греками с пояснительными речами. “Chartula” заключала два предмета: примат папы и литургический вопрос, т.е. выяснение вопроса об освящении Свв. Даров и надо ли употреблять квасный или безквасный хлеб для Евхаристической Жертвы.

Говоря о примате папы, Хартула заключала в себе следующие слова которые должны были быть внесенными в Соборное определение (Акт) Унии: “Item similiter diffinimus sanctam Sedem apostolicam et Romanum pontificem successorem (esse beati) Petri et vicarium Jesu Christi, totius Ecclesiae caput, omnium christianorum Patrem et magistrum, et in universum orbem terrarum tenere primatum, atque eidem Sedi et Romano pontifici in beato principe apostolorum pascendi, couvocandi, regendi et gubernandi universalem Ecclesiam plenam potestatem esse traditam” 1О) (т. е. “Затем также мы определяем, что Святой Апостолический престол и Римский Понтифий является Наследником Блаженнаго Петра и Викарием Иисуса Христа, Главой всей Церкви, Отцем и Учителем всех христиан, и имеет примат на всем земном шаре, и этому Престолу и Римскому Понтифию, в лице Блаженнаго Князя Апостолов, передана полная власть пасти, созывать (Соборы), царствовать и управлять всей Церковью”).

Относительно Евхаристии “Хартула” заключала следующие пункты: 1. нет различия, на чем совершается Евхаристия – на квасном или безквасном хлебе, 2. пресуществление Святых Даров происходит исключительно в тот момент, когда священник произносит евхаристические слова Спасителя. В своей речи Торквемада, однако, подчеркнул, что безквасный хлеб лучше соответствует Евхаристии и что только слова Спасителя имеют освящательную силу для Св. Даров.

Заседание закончилось речью Папы, который обвинил греков в том, что они освящают Св. Дары не словами Спасителя, а иными словами, и призвал греков принять “Хартулу” так, как она есть. “Чтобы заключить Унию”, закончил свою речь Папа, – “необходимо определить 4 пункта: об исхождении Духа Святаго, о безквасном и квасном хлебе, о примате Римского Понтифия и о вопросе чистилища. Нет сомнения, можно было бы воздержаться от того, чтобы говорить в более специальных терминах о прибавлении “Filioque”, и ограничиться определением догмата, но поскольку в течение дебатов, вы часто объявляли, что Римская Церковь была отлучена по причине этого прибавления, надобно (в Акте Унии) упомянуть и этот вопрос и сказать, что это прибавление в с е г д а было законным. Поэтому соблаговолите, братие, принять эту “Хартулу”, которая уже была передана епископам Киевскому, Никейскому и Мителенскому” 11).

Папа расчитывал, что греки примут эту “Хартулу” безоговорочно, но даже, именно, сам Император, настолько был оскорблен этим небывалым унижением Православной Церкви в терминологии примата папы, требованием признания за прошлое время законности “Filioque” и неуважительным отзывом о православной Литургии, что желал немедленно прервать все переговоры с Папой и обратился к нему с просьбой принять меры к отъезду греков. Но Папа, уже хорошо узнавший, что этим вспышкам негодования и решительности Императора не надо придавать большого значения, заявил, что сначала надо заключить Унию, а тогда уже уезжать, тем более, что меры к отъезду греков из Флоренции он уже предпринял. После сего Папа уклонился от личного участия в переговорах, поручив их вести кардиналу Цезарини, вероятно, как опытному дипломату.

Император бросался из крайности в крайность. От проявленной им решительности бросить дальнейшие переговоры и с честью вернуться в Константинополь не осталось и следа, – и теперь, по уговорам кардинала Цезарини и, особенно, сторонников Унии из среды греческих иерархов, он решил принять пункты “Хартулы” и немедленно заключить Унию. Но был один иерарх, знаменитый и святой, иерарх, которого Император очень уважал, как и его покойный отец – император Мануил, иерарх, который решительно был против Унии, один единственный, но глас которого в это страшное время был “гласом вопиющего в пустыни”; этот иерарх был св. Марк Ефесский. Этот иерарх был один в своей борьбе, как он с печалью замечает: “Я видел, что они лихорадочно стремятся к заключению Унии, и что те, которые были со мною раньше, теперь находятся с ними” 12). Он не мог удержать срывающейся лавины.

17-го июня Император собрал у себя в частных покоях трех представителей Восточных Патриархов и 1О епископов, стоявших за Унию, с целью убедить св. Марка Ефесского к принятию Унии. Но несмотря на все попытки и увещания, св. Марк остался непреклонным в своем убеждении и решительно отказался принять латинские догматы 13). После сего имя св. Марка не встречается в историях Флорентийского Собора. Но мы встретимся с этим благословенным именем в тот день, когда будет подписываться Уния, или лучше сказать – капитуляция Православной Церкви.

События шли быстро. И 18-го июня, т.е. на следующий день после бесплодных попыток переубедить Св. Марка Ефеского, греки собрались у Папы, который обратился к ним через своего представителя с речыо касательно привилегий папы и по поводу освящения Св. Даров. Император уклонился от присутствия на этом собрании.

Историк Флорентийского Собора Андрей де Санта Кроче сохранил нам более подробную картину последних переговоров. Согласно ему, накануне речи Папы два кардинала отправились к Императору, который через Виссариона Никейского предложил им несколько вопросов и выразил некоторые сомнения относительно содержащегося в “Хартуле”. Затем последовал диспут между Виссарионом Никейским и Иоаином Рагусским, который продолжался и на следующий день. После вступительной речи кардинала Цезарини, Иоанн Рагусский начал диспут с чтения нескольких древних посланий пап, которые были почтены Соборами и исполнены наивысших похвал папам; особенно он остановился на Четвертом Вселенском Соборе. На это Виссарион ответил, что указанные примеры являются только выражением известной любезности по отношению к папам, но отнюдь не указывают на особыя привилегии Римского престола. Но пусть докладчик укажет, – говорил Виссарион, – на особыя привилегии, которые давались папам в древней Церкви Вселенской Церковью, пусть будут указаны древние каноны, подтверждающие привилегии Римского престола. Виссарион прекрасно знал, что ничего такого не было. Но Иоанн Рагусский на это ответил, что послания пап важнее канонов и определений, вынесенных Вселенскими Соборами. Затем Виссарион спросил: выражение “Хартулы”, что папа является “Отцем и Учителем и Наставником христиан” – является ли только выражением чести, или же – ссылкой на особые привилегии, как, впрочем, это можно заключить из того выражения, что папа называется “Caput Ecclesise” (Глава Церкви). Латинский оратор прямо ответил на это, что эти выражения не только первенство чести, но и “primatus jurisdictionis” – “non solum denotat reverentiam, sed potestatem quamdam cujusdam obedientie”, при этом он сослался на слова Христа апостолу Петру: “Паси овцы Моя” и “Дам тебе ключи” и т. д. Далее он присовокупил, что эта “potestas spiritualis jurisdictionis” распространяется в равной мере и на мирян и на клириков. Административно примат папы обозначает, что епископы, неправильно преследуемые императором, могут аппелировать к папе, и такого рода алпеляция не является ущемлением прав императора, ибо императорская власть выражается “в делах гражданских и временных”, а власть папы – “в делах церковных и духовных”. Затем, император спросил через Виссариона: входит ли во власть папы “convocare Ecclesiam”, т. е. собирать Вселенские Соборы, на что был дан ответ, что власть созывать Вселенские Соборы является властью или привилегией исключительно принадлежащей папе, и что император может созывать Соборы только имея на это согласие папы. Затем, оратор прибавил, говоря, что Христос дал Своей Церкви наилучшее устроение – именно, единоначалие; однако, Римская Церковь не имеет поползновения на права и привилегии других Церквей. – Последняя фраза была весьма дипломатична. Но Виссарион спросил от лица Императора: является ли власть Папы аналогичной с властью митрополита в его области или Патриарха в его патриархате? На это Иоанн Рагусский ответил (сведя на нет вышесказанную им дипломатическую оговорку, что Папа не имеет поползновения на права и привилегии других Церквей): “Нет. Ибо власть Митрополита или Патриарха ограничивается территорией, которыми они управляют, в то время как Наследник Петра habet immediatam potestatem in omnes, sed ita habet, ut cum ordine haec omnia fiant” (т. е. “имеет непосредственную власть над всеми, но имеет ее таким образом, что бы все это было согласно порядку”). Далее он заявил что все епископы являются только викариями Папы, поскольку Петр поставил во многих странах патриархов, митрополитов и епископов, не будучи в силах все делать сам”. Затем, он прочел текст из Псевдо-Исидора (т. е. сборника, содержащего подложные документы о привилегиях Пап в древности, сборника давно уже отверженного самой Римо-Католической Церковью) и сослался на “Donatio Constantini”, хотя уже было доказано Laurent Valla и Nicolas de Cusa, что этот документ подложен. Закончил он свою речь словами: “Шестой канон Никейского Собора сказал, что Римская Церковь всегда имела примат (власти)”. Греки на это ответили, что Никейский Собор никогда не выносил подобного канона 14).

Итак, грекам было прямо заявлено, что они должны признать не только первенство чести Папы, что никогда не оспаривала Православная Церковь, но и – “primatus jurisdictionis”. Православная Церковь должна была бы во всем покориться Папе и признать его “Викарием Христа” и “Главой Церкви” (не только в административном значении этого слова, но и в таинственном, догматическом, всеобъемлющем), высшим Наставником и Учителем и Пастырем всей Церкви, и признать за Папой право, как ему угодно, вмешиваться в дела Православной Церкви. Иными словами, Православная Церковь должна была отказаться от своей екклисиологии, от своей правды, от своей священной “Соборности”, и попрать слова Символа Веры: “Верую… во едину, святую, кафолическую и апостольскую Церковь”; даже более, она должна была отказаться от истинной Главы Церкви – Господа Христа [как говорит Апостол: “Христос – Глава Церкви” 15), и “Все покорил под ноги Его, и поставил Его выше всего, главою Церкви” 16), и “Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви” 17), Который обещал быть с верными “до скончания века” 18)], и признать человека, хотя бы это и был первенствующий Патриарх, главой Церкви, заместителем Христа, действующим вместо Христа. Сама постановка вопроса в таком свете не могла не казаться ревнителям Православия ужасной и кощунственной угрозой святой екклисиологии Святой Соборной Православной Церкви. Затем, Императору Византийскому надлежало отказаться от исконного своего права созывать Вселенские Соборы и свести себя на послушное орудие в руках Папы, в то время как управление Восточными епископами было бы всецело в руках Папы. Полное изъятие православного Императора из участия в церковно-административной жизни, несомненно, являлось ударом по “симфонии” между Церковью и Государством. Пусть эта симфония” оставалась только идеальным начертанием Юстинианова законодательства, пусть она редко или никогда не достигла совершенства, однако она всегда жила как идеал в среде Православной Церкви и ей искони придавалось столь большое значение. Таким образом, латиняне открыто, совершенно игнорируя традиции Православной Церкви и психологию православного народа, рушили устои Православной Церкви и ее традиции.

После речи Иоанна Рагусского выступил с речью Иоанн де Торквемада по вопросу об освящении Свв. Даров. Император просил изъять из “Хартулы” выражение, что освящение Свв. Даров происходит исключительно произношением священником слов Спасителя. Но Торквемада возразил, говоря, что это выражение, будучи необходимым, не может быть изъятым. Исидор Киевский заявил: “Мы и сегодня имеем тот служебник святаго Василия Великого и святого Иоанна Златоустого, который мы имели до Раскола, и никогда латиняне не ставили нам это в укор”. Далее он присовокупил то суждение, которое кажется соответствуюшим и мысли св. Марка Ефесского, выраженной им в сочинении об освящении Свв. Даров, именно: – “Мы веруем, что слова Спасителя являются “effectrix” (совершатель, освятитель) Божественных Даров; они являются, так сказать, семенем, которое, собственно говоря, есть “effectrix” Плода; но как к семени должна быть присовокуплена и иная вещь, чтобы оно принесло плод, так и к словам освящения (Евхаристическим словам Спасителя) должна быть присовокуплена последующая за сим молитва (эпиклезис), чтобы в действительности совершить Священный Плод” 19).

На этом собрание закончилось.

Греки обдумывали требования Папы и исследовали рукописи в поисках указаний о привилегиях Римского Престола в древней Св. Церкви – но таковых не находили. Однако, после 3 дней заседаний, греки в письменном виде известили Папу, что они готовы признать все привилегии Папы, кроме двух, именно: – что Папа имеет право без участия Императора и других Патриархов созывать Вселенские Соборы, и – что Патриарх должен лично являться на суд Папы, если тот его вызовет. Греки готовы были, однако, чтобы Папа посылал в таком случае своих судей на территорию данного Патриархата.

22-го июня Пала Евгений IV заявил грекам, что он намерен сохранить за собою в с е привилегии его Церкви, как-то – право принимать аппеляцию, как-то “править и пасти Церковь Христову, как Пастырь – овец, так и созывать Вселенские Соборы, когда ему покажется это необходимым, и что все Патриархи должны ему покоряться”.

“Услышав это”, как говорится в Деяниях Флорентийского Собора, “Император потерял надежду, и ответил только: – Позаботьтесь о нашем отъезде, если вам угодно” 2О).

Еще оставался последний шанс спасти достоинство Православной Церкви – это вернуться в Константинополь, не предав Православие! Сторонники Унии были весьма опечалены оборотом дела; один из них (вероятно Дорофей Мителенский) пишет по сему случаю: “Мы болели душею, что не было надежды на Унию, и нами овладела большая подавленность и смущение” 21). Вероятно, в эти дни у св. Марка Ефесского, напротив, вспыхнула надежда, что Истина Православия будет сохранена и ревнители Православия с честью вернутся на Родину, не предав совершенную веру, и Православная Церковь сохранится от внутренних расколов.

Но печали сторонников Унии и надежды св. Марка – и то и другое – были напрасны, ибо через несколько дней православный Император и православные архиереи подпишут Акт Унии, который сделает столько зла Православной Церкви и ляжет черным пятном на последней странице истории Византии!

Вероятно в это время св. Марком Ефесским было написано сочинение о том, что Св. Дары освящаются не только чрез произнесение священником евхаристических слов Спасителя, но, именно, последующим молитвословием и благословением Св. Даров священников. Как бы там ни было, был ли этот трактат написан в то время, или несколько позднее, мы считаем уместным привести его здесь, после того, как в этой главе мы говорили о том, как православные представители пытались отстоять свою Литургию, а латиняне требовали от них принятия своего учения, что Св. Дары освящаются в тот момент, когда священник произносить евхаристические слова Спасителя (“Приимите, ядите…” и “Пиите от нее вси…”).

Св. Марк указывает не только на древние источники, свидетельствующие о том, что древние составители Божественной Литургии не считали, что для освящения Св. Даров довлеет только произношение священником евхаристических слов Спасителя, а требуется для сего и последующий за сим эпиклезис и благословение Св. Даров священником, но также он указывает на внутреннюю связь между словами Спасителя, устанавливающими Таинство Евхаристии, и последующим эпиклезисом: второе вытекает из первого.

В 16О-м томе греческой cepии Патрологии Миня помещается краткий трактат св. Марка – объяснение Божественных Служб, а в послании к пресвитеру Метонскому Георгию он дает ответ о значении Великого и Малаго Входов на Литургии и на подобные вопросы литургического характера (послание это будет приведено нами в конце 9-й главы).

Помещаемый ниже трактат св. Марка Ефесского находится в рукописях: Ambrosianus 653, fol. 3-6; Parisinus 1218, f. 121-5 и Oxoniensis Laud. 22, fol. 69-76. Напечатан в вышеупомянутом томе у Миня. Монсиньор Луи Пти поместл его в 17-м томе “Патрологии Ориенталис”, стр. 426-34, с издания которого и делается настоящий перевод на русский язык.

МАРКА АРХИЕПИСКОПА ЕФЕССКОГО СОЧИНЕНИЕ О ТОМ, ЧТО НЕТОЛЬКО ПРОИЗНОШЕНИЕМ СЛОВ СПАСИТЕЛЯ ОСВЯЩАЮТСЯ БОЖЕСТВЕННЫЕ ДАРЫ, НО (ИМЕННО) ПОСЛЕДУЮЩИМИ ЗА СИМ МОЛИТВОЙ И БЛАГОСЛОВЕНИЕМ СВЯШЕННИКА, СИЛОЮ СВЯТАГО ДУХА.

1. Восприяв изложение Таинства Литургии от священных Апостолов и от наследовавших их Учителей Церкви, ни у кого из них мы не нашли, чтобы словами Господними, и только ими, освящался и совершался Дар Евхаристии и пресуществлялся в самыя Тело и Кровь Владыки; но у всех согласно эти слова (Спасителя) приводятся описательно и являются как бы предисловием, ради памяти о совершавшемся тогда событии, и они как бы “влагают” силу предлежащим Дарам для пресуществления и последующих за сим молитвы и благословения священника, чтобы тем действием уже пресуществить Дары в самый Первообраз – Владычни Тело и Кровь. И сами эти чинопоследования свидетельствуют, что они, – созвучны тому, чего мы держимся, и содержат в себе самый принцип.

2. Ибо, вот, в записанной Климентом Литургии священных Апостолов, после того, как приводятся чудеса и дела Господни) еще же и говорится о Страсти и Воскресении и Восшествии на небо, так положено читать: “Поминающе, убо, яже (Христос) о нас претерпе, благодарим Тя, Боже Вседержителю, не яко есми должни, но яко есть мощно нам, и заповедь Его исполняем. В нощь бо в нюже предаяше Себе, прияв хлеб во святыя Своя и непорочные руки и воззрев к Тебе, Богу Своему и Отцу, и преломив, даде учеником Своим, глаголя: – Приимите от него, ядите: cие есть Тело Мое за, многи раздробляемое во оставление грехов. – Подобне и чашу, растворив от вина и воды, и освятив, даде им, глаголя: – “Пиите от нее вси. Сия есть Кровь Моя за многи изливаемая во оставление грехов. Cие творите в Мое воспоминание. – Поминающе, убо, Страсть. Его и (Смерть и Воскресение и на небеса Восшествие и будущее Его второе Пришествие, в оньже приидет судити живыя и мертвыя и воздати коемуждо по делом его, приносим Ти, Царю и Богу, по заповеди Его, хлеб сей и чашу сию, благодаряще Тя о сем, яко удостоил еси нас предстати пред Тобою и священнодействовати Ти; и молим Тя, да милостивно призриши на предлежащие Дары сия пред Тобою, Ты – не имущий ни в чесом потребу, – и да благоволиши о сих, в честь Христа Твоего, и ниспослеши Святаго Твоего Духа на Жертву сию, Свидетеля Страстей Господа Иисуса, яко да явит хлеб сей – Телом Христа Твоего; и чашу сию – Кровию Христа Твоего” 22).

3. Итак, это, чрез запись блаженного Климента, божественные Апостолы передали Церкви. Но и божественный Иаков, первый Епископ Иерусалимлян и Первого и Великого Архиерея и брат и преемник, и сам изложивший таинство Литургии, в том же месте, после того, как привел Владычни слова, пишет так: “Поминающе убо и мы, грешнии, животворящие Его страдания, спасительный Крест, и смерть, и погребение, и тридневное из мертвых Воскресение, и еже на небеса восхождение и одесную Тебе Бога и Отца седение, и еже второе славное, страшное Его Пришествие, егда приидет со славою судити живыя и мертвыя, егда хощет коемуждо воздати по делом его: приносим Ти, Владыко, страшную сию и безкровную Жертву”. И немного далее: “Помилуй нас, Боже, по велицей милости Твоей и ниспосли на ны и на предлежащие Святыя Дары сия Духа Твоего Всесвятаго, Господа и Животворящего, сопрестольного, единосущного же и совечного, глаголавшего Законом и Пророки и новым Твоим Заветом, сошедшаго в виде голубине на Господа нашего Иисуса Христа во Иордане реце и пребывающего на Нем, сошедшаго на святыя Твоя Апостолы в виде огненных язык в горнице святаго и славного Сиона в день Святыя Пятидесятницы, Сего Духа Твоего Всесвятаго ниспосли, Владыко, на ны и на предлежащие Святыя Дары сия, да посетив святым и благим и славным наитием, освятит и сотворит хлеб убо сей – Тело Святое Христово, и чашу сию – Кровь честную Христову” 23).

4. Последуют сему и те, которые после сего сократили эту Литургию, как Василий Великий, так после него и Иоанн Златоуст. Первый, в том же месте (Литургии) и сам описывая то первое священнодействие, переданное Владыкой, так говорит: “Остави нам воспоминания спасительного Своего страдания сия, яже предложихом по Его заповедем: хотя бо изыти на вольную и приснопамятную, и животворящую смерть, в нощь, в нюже предаяше Себе за живот мира, прием хлеб на святыя Своя и пречистыя руки, показав Тебе Богу и Отцу, благодарив, благословив, освятив, преломив, даде святым Своим Учеником и Апостолом, рек: – Приимите, ядите, cие есть Тело Мое, еже за вы ломимое, во оставление грехов. – Подобне и чашу от плода лозного прием, растворив благодарив, освятив, даде святым Своим Учеником и Апостолом, рек: – Пийте от нее вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многие изливаемая, во оставление грехов. Cие творите в Мое воспоминание”. – И немного далее: “Сего ради, Владыко Пресвятый, и мы грешнии и недостойнии раби Твои, сподобльшиися служити святому Твоему жертвеннику, не ради правд наших, не бо сотворихом что благо на земли: но ради милости Твоея и щедрот Твоих, яже излиял еси богато на ны, дерзающе приближаемся Святому Твоему жертвеннику: и предложше вместообразная святаго Тела и Крове Христа Твоего, Тебе молимся, и Тебе призываем: Святе Святых, благоволением Твоея благости, приити Духу Твоему Святому на ны и на предлежащие Дары сия, и благословити я, и освятити, и показати – хлеб убо сей – Самое честное Тело Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Чашу же сию – самую честную Кровь Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, излиянную аз мирский живот”. Божественный же Златоуст, еще более кратко излагая это, говорить: “Господь пришед, и все еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаяшеся, паче же Сам Себе предаяше за мирский живот, прием хлеб во святыя Своя и пречистыя и непорочные руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим Учеником и Апостолом, рек: – Приимите, ядите, cие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов. – Подобне и чашу по вечери глаголя: – Пиите от нее вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многие изливаемая во оставление грехов”. И немного далее так присовокупляет: “Приносим Ти словесную сию и безкровную службу, и просим, и молим, и мили ся деем, низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащие Дары сия, – и сотвори убо хлеб сей – честное Тело Христа Твоего. А еже в чаши сей – честную Кровь Христа Твоего. Преложив Духом Твоим Святым”.

5. Итак, все они согласно сначала цитируют слова Господа и чрез них приводят к памяти тогдашних событий и влагают освящательную силу в совершаемое, но затем молятся и призывают благодать Святаго Духа, чтобы она, пришедши, тогда реченное ныне делом соответствующим образом соделала и предложенные Дары совершила и претворила в Господни Тело и Кровь. Ибо она и во чреве Девы составила ту богоносную Плоть, согласно сказанному Ей от Ангела: “Дух Святый найдет на Тя и сила Вышнего осенит Тя” 24). Посему и Василий Великий, после того как привел Господни слова описательно, как бы от себя говоря, предложенные Дары называет еще “вместообразными” святаго Тела и Крови, из чего ясно, что они еще приносятся как образ некий или изображение; и немедленно за тем он молится, чтобы пришел Дух Святый и явил хлеб сей честным Телом, а чашу сию – честною Кровию. И это – весьма естественно. Ибо как в первом том творении, хотя земля получила, по Божией заповеди, силу произращать то, что происходит из нея, и эта заповедь, как говорит тот же Учитель 25), оставшаяся на веки в земле, придала ей силу непрестанно произращать, однако, для совершения возрастаемого необходима также и наша забота и руки земледельцев, таким образом и здесь, единожды сказанное Спасителем, как и говорит божественный Златоуст, всегда совершает действие 26), но, подобно же, и содействует для совершения (освящения) предлежащих Св. Даров и сила божественного священства, действующая чрез молитву и благословение. Ибо и та вода крещения, которая по виду просто – вода, соделывает отпущение всех грехов – чрез невидимое содействие Божественного Духа; и то миропомазание и сами священники и все иные Таинства Церкви совершаются благодатью Всесвятаго Духа. Итак, не в том смысле, что мы исключительно придаем веру нашей молитве или считаем те (евхаристические) слова (Спасителя) бессильными, мы молимся о предлежащих Дарах, и таким образом совершаем (освящаем) их, но – и тем словам мы сохраняем свойственную им силу, и являем значение божественного священства, которое совершает все Таинства чрез призывание действующего чрез него Святаго Духа. Ибо и божественный Златоуст говорит так о сем в третьей книге “О Священстве”: “Предстоит священник, низводя не огнь, но Духа Святаго, и долго творится моление не для того, чтобы некий ниспосланный свыше пламень поглотил Предложение, но для того, чтобы благодать, нисшедшая на Жертву, чрез нее воспламенила души всех и явила светлее серебра, очищенного огнем” 27). Но наши молитвы не должны вызывать никакого сомнения или неуверенности, ибо принесенный в жертву и приемлемый Владыка заповедал нам: “Cие”, говорить Он, “творите в Мое воспоминание” 28), и обещал дать Духа Святаго всем молящимся Ему, не говоря уж о священниках (которым – тем более), и весьма желавший, чтобы это совершалось нами каждый день 29), дабы затем во все времена оно возвещалось. Или ты уже, может быть, из за этого сомневаешься и в крещении, которое также совершается чрез молитвы и призывание (Святаго Духа); и относительно отпущения грехов, даваемого благодаря священнической благодати, имеешь ли некое сомнение в том, действительно ли ты его восприял? и все прочия также церковные Таинства вычеркнешь? – Но это не – так, не так, ибо верен Обещавший быть с нами во вся дни до скончания века 30).

6. Итак, восприяв это от святых Апостолов и от их преемников, мы неизменно держимся того разумения, которое отвечает действительности, и отдаем ему должное. Что же касается того, что слова Господни, относящияся к Тайнам (Евхаристии), произносимыя в повелительной форме, довлеют для освящения Даров, – сего не являет ни один из Алостолов, ни Учителей, говоря о сем предмете; но то, что единожды сказанное Им, тем самым, что оно было Им сказано, как слово Творца, всегда действует, – это говорит Златоязычный Иоанн 31. Что же касается того, что эти слова, ныне произносимыя священником, тем самым, что произносятся им, могут совершить сие (т. е. освятить Св. Дары) – этого отнюдь не должно учить, поскольку слово Творца не само по себе действует тем, что произносится тем или иным человеком, но в том его значение (сила), что оно раз и навсегда было сказано Богом. И, действительно, и сами латиняне говорят, что Владычни слова не оказывают действия, когда говорятся просто первым встречным и вне алтаря. Итак, если есть нужда в священнике и алтаре и в прочем, что принадлежит к сему, то почему же не иметь нужды и в молитве и в благословении, и чрез них – в наитии Святаго Духа, которое совершает все Таинства? К тому же, пусть приступит священный Дионисий, подтверждая своим свидетельством правоту того, что мы совершаем. Ибо в “Размышлении о Таинстве Вечери Господней” он так говорит: “Воспев священные, божественные дела, иерарх приступает к священнодействию (т. е. к самому освящению Св. Даров) и сначала просит прощение о сем, и восклицает: Ты сказал – Cие творите в Мое воспоминание. – Затем он молится, чтобы быть достойным того подражательного Богу священнодействия и в подобии с Христом всесвятейше совершить Божественные Тайны и раздать и священно соделать причастников участниками их. Таким образом, затем он священнодействует (т. е. освящает) Божественнейшие Тайны и представляет взору Воспеваемое в виде священного Предложения. Ибо раскрыв и разделив на много частей прикровенный и неделимый Хлеб, и всем разделив единство Чаши, он символическим образом умножает и разделяет единство”. И немного далее: “Причастив других, иерарх завершает священную Евхаристию”.

7. Всякому желающему возможно видеть – соответствует ли все вышеприведенное тому, что мы совершаем, или же – тому, что совершают латиняне. Ибо мы, последуя священным Апостолам и Учителям, в отношении переданных ими изложений (Литургии) и оному разъяснителю священнодействий (св. Дионисию Ареопагиту), воспеваем священные божественные дела, то есть, как он говорит, – Вочеловечение ради нас Бога, смерть Его за нас, рождение о Бозе крещаемых, божественное усыновление, обожение за соблюдение заповедей; затем, приступая таким образом к священнодействию, мы сначала испрашиваем прощения о сем и возглашаем самыя Владычни слова, которые Он тогда рек, и затем присовокупляем, что это Он Сам заповедал: “Cие творите в Мое воспоминание”, затем, помолившись, чтобы быть достойными сего богоподражательного священнодействия, как это охватывают изложения (Божественной Литургии), мы священнодействуем (освящаем) Божественные Тайны чрез молитву и благословение и наитие Божественного Духа, и прикровенный до тех пор и неразделенный Хлеб открыв, рассецаем на много частей, и всем разделяем единство Чаши. А латинский священник также описательно говоря, поминает Владычни слова, которые Он заповедал: “Приимите, ядите” и “Пиите вси” и Cиe творите в Мое воспоминание” – и больше ничего не священнодействует, но считает, что самое произношение этих слов довлеет для освящения и священнодействия; затем, тот безквасный Хлеб, не покровенный до тех пор, но так, как он был, взяв и подняв, отламывает от него часть и влагает в Чашу, а остальное влагает в уста, и подобно сему, испив всю чашу, увещевает сослужащих ему диаконов дать ему целование, никому ничего не дав, тот, кто до такой степени хвалится (словами Господа): “Приимите, ядите вси” и “Пиите от нея вси”. Не очевидно ли, что это является противоположным и в отношении полученного по преданию изложения (Божественной Литургии) и толкования (Св. Дионисия) и Владычних слов и самих ихных возгласов? И поступая так, им ли дерзать обвинять нас и вмешиваться в совершаемое нами и делать дальнейшие толкования тому, что является следованием Святым. Но Златоуст говорит: “Слово Владычнее, единожды реченное, соделывает Жертву совершенной” 32); “единожды реченное” – он говорит; – не ныне произносимое, но “единожды реченное” Спасителем, всегда влагает освящательную силу в предложенные Дары, но не уже и делом освящает их (чрез одно только произношение их); ибо это, чрез молитву священника, соделывает наитие Святаго Духа; и ясно это – из того, что тот же Златоуст, как это мы выше изложили, после того, как были произнесены Владычни слова, говорит: – “Ниспосли Духа Твоего Святаго и сотвори убо хлеб сей – честное Тело Христа Твоего; а еже в чаши сей – честную Кровь Христа Твоего; преложив Духом Твоим Святым”. Если и это не убедит любителей словопрений, – да будут они достойны сожаления, как одержимые двойным неведением и до глубины окаменелостью.