VII. Подготовка и заключение унии

Вскоре после отъезда патриарха новый экзарх, епископ Луцкий Кирилл Терлецкий, в большой тайне от верующих и низшего духовенства начал интенсивные действия, направленные на осуществление унии. Уже в июне 1590г. он завоевал благосклонность самого митрополита, а четырех из семи властвующих епископов склонил подписать первую декларацию о согласии „отдать нашу волю и мысль Господу и подчинить Божьи Церкви верховной власти святого римского папы.” В то же время пламенный сторонник подчинения православной Церкви римско-католической П.Скарга в новом издании своей брошюры „О единстве Божией Церкви…” торопил, понуждал к активным действиям самого короля. Утверждал, что обязанностью христианского короля является забота о единстве Речи Посполитой, из чего следует необходимость единства Церкви, без которой не только никто не может получить спасения, но не продержится долго и единство Речи Посполитой. Он цитировал при этом св. Августина, который утверждал, что одно решение властителя может сделать для Христовой Церкви больше, чем многочисленные проповеди священников.

Сигизмунд III Ваза до сих пор не выступал открыто в поддержку унии, чтобы не раздражать православное дворянство, поскольку заискивал перед ним, ища поддержки в преодолении кризиса своей власти. Укрепившись на троне благодаря этой поддержке, он в 1592г. открыто высказал свое расположение к унии, а также обещал ее сторонникам защитить их и уравнять в правах с католическим духовенством.

Это заявление удвоило старания Терлецкого и его помощника епископа брестского и владимирского Ипатия Потея (до этого Брестского кастеляна) по привлечению новых сторонников и разработке условий, на которых должно было наступить присоединение Церкви Православной к Церкви Римско-католической. В 1594г. были уже готовы так называемые „сокальские” положения (сформулированные на тайном съезде в Сокале), определяющие по пунктам условия вступления в унию: „Мы просим, чтобы король оделил нас с нашими епархиями своим декретом и навечно утвердил следующие положения:

1) чтобы обряды и церемонии в наших церквах не нарушались во веки веков;

2) чтобы русские епископские церкви, монастыри и их собственность остались нетронутыми, а все духовенство – по давнему обычаю под властью, благословением и окормлением епископов;

3) чтобы все церковные дела и служба Божия не нарушались ни духовными, ни светскими лицами и проводились по старому календарю;

4) чтобы король соблаговолил ввести нас в сейм и дать место в сенате;

5) чтобы проклятия, которые может обрушить на нас патриарх, не принесли вреда ни нам, ни нашему духовенству;

6) чтобы греческие монахи, приезжающие сюда грабить нас, которых мы смело можем назвать шпионами, никакой власти над нами не имели;

7) чтобы привилегии, розданные патриархом для нужд братств и на другие цели для нужд народа, по какой причине умножилось количество сект и ересей, были уничтожены;

8) чтобы каждый наново избранный епископ посвящался митрополитом Киевским, а самого митрополита посвящали епископы по благословению папы римского и без всякой платы;

9) чтобы все эти положения король подтвердил своими декретами; одним – на латыни; другим – на русском языке;

10) чтобы король позаботился о подтверждении этих статей также актами Его Святейшества папы и чтобы мы получили такие же вольности, каковые имеют в Короне Польской и Великом Княжестве Литовском архиепископы, епископы, прелаты и весь римский клир”.

Из содержания этих „положений” вытекает, что семь из них касались личных привилегий православной иерархии и только три – церковных прав.

Переговоры с представителями римской курии, польского епископата и короля быстро продвигались вперед. Одновременно расширялся круг сторонников унии: были охвачены не только все православные епископы, но и большая часть архимандритов и игуменов. Проект унии, а также все другие документы, адресованные папе и королю, были разработаны в деталях. Православная иерархия подписала их на синоде 12 июня 1595г. Епископы Терлецкий и Потей были названы полномочными представителями, задачей которых было представить папе решение православной Церкви Речи Посполитой подчиниться Риму. Проект унии далее был согласован с королем и папским нунцием, а делегаты начали готовиться в дорогу.

Тем временем все то, что хранилось в строжайшей тайне, стало стараниями епископа Потея и митрополита Рогозы явным. Измена иерархов и проект унии вызвали у православной общественности возмущение. Против унии, уничижающей Православие, особенно резко выступил видный церковный деятель и самоотверженный защитник Церкви Православной, князь Константин (Василий) Острожский, воевода киевский и сенатор Речи Посполитой. В письме, адресованном всем жителям страны он писал: „В нынешние времена кознями вселукавого дьявола, отцы нашей истинной веры, прельстившись славою мира сего и помрачившись тьмою сластолюбия; наши мнимые пастыри, митрополит с епископами, … тайно сговорились между собой на гибель…, как об этом свидетельствуют их тайные решения. Узнав доподлинно о таких отступниках и явных предателях Церкви Христовой, сообщаю о них всем вам, возлюбленные братья во Христе, и жажду вместе с вами восстать против врагов нашего спасения, дабы Божией помощью и вашими стараниями они сами впали в упомянутые сети, которые тайно на нас расставили…. Какая нам от них может быть польза? Они должны были быть светом мира, а стали мраком и грехом для всех”.

Благодаря стараниям Константина Острожского от униатов отошел епископ львовский Гедеон Балабан, он провозгласил свой публичный протест против унии, в котором в частности утверждал: „Решение о ней принято было вопреки принципам и обычаям нашей православной веры, нашим правам и вольностям, без позволения патриархов, наших духовных руководителей, без решений духовного собора, а также без позволения светских властей, а также известных древних родов, как и простых людей православной веры, без согласия которых мы ничего не хотим делать”. К львовскому владыке, присоединился перемышльский епископ Михаил Копыстенский, который пожелал, чтобы вопросами унии занялся Собор с участием всего духовенства, братств и дворянства. Вместе с обоими иерархами и князем-сенатором выступили архимандриты и игумены ряда монастырей, многочисленные представители старых княжеских родов, бояр и простого люда.

Православное общество во главе с князем-сенатором Константином (Василием) Острожским, воеводами Александром Острожским и Федором Скумином-Тышкевичем требовало от короля созвать всеобщий Собор, чтобы решить вопрос с унией и рассчитаться „с нашими продажными пастырями”. Созвать Собор просили короля также униатские епископы, питая надежду, что их отступничество от веры отцов завоюет расположение общества. Однако Сигизмунд III Ваза под нажимом своих советников, особенно иезуитов, не созвал Собор и оправдал свое решение тем, что вопросы веры должны решать иерархи, а не простой люд. Он также закрыл границы государства для всех представителей православного духовенства. Он не вмешивался, когда у исповедующих Православие отнимали храмы, находящиеся во владениях частных лиц, но и, с другой стороны, не допускал униатских иерархов в сейм и сенат.

Православные иерархи предали свою Церковь и полностью подчинились римско-католической, что подтвердили добровольными подписями под различными юридическими актами. Следовательно король считал себя обязанным оберегать унию, а не оставлять ее под вопросом. И чтобы никто не усомнился в искренности их униатских стремлений и подлинности их собственноручных подписей под униатскими актами, иерархи-отступники от Православия спешно съехались в Луцк и 27 августа 1595 года подписали заявление: „Мы приняли унию с любовью и не только исповедались в ней сердцем и устами вместе с нашим митрополитом Михаилом Рогозой, но и подтвердили их своими подписями. А сейчас, подтверждая это снова, мы добровольно постановляем, что не отступим от нее до смерти…. Также постановляем,, чтобы в наши луцкие, перемышльские, львовские и холмские решения не вмешивался никто из светских и не смел противиться нашему постановлению под угрозой проклятия. А каждый противящийся будет отлучен от Святых Таинств и не будет впускаться в храм Божий”.

Таким образом отступники не оставили даже тени сомнения в том, что касалось полной добровольности своей измены вере отцов. Они сожгли за собой все мосты, ведущие к согласию и объявили беспощадный крестовый поход против православных. Страну стали засыпать брошюрами и листовками типа „Унии” (Вильно, 1595), доказывающей, что веками угнетенные „схизматики” благодаря унии обретут спасение. Оставалось только привести эту „милость” к счастливому концу у ног „наместника Христа” в Риме.

В Кракове король Сигизмунд III Ваза и оба великих канцлера, польский Ян Замойский и литовский Лев Сапега, еще раз тщательно проанализировали условия унии, убирая все, что было невыгодно для Римско-католической Церкви и польского правительства. Они же вскоре приказали Потею и Терлецкому готовиться в дорогу.

Король распорядился, чтобы посольский кортеж был внушительным и своим видом не ронял чести католического королевства, однако, не дал на это ни копейки. Епископ Потей был человеком богатым, а епископу Терлецкому король посоветовал отдать все церковные владения православной Луцкой епархии в аренду на 20 лет. Полученные таким образом деньги покрывали расходы на дорогу в Рим, на богатые подарки, которые должны были быть вручены папе и членам его двора.

Так православные верующие Луцкой епархии кровавым потом оплатили пышный кортеж изменников веры их отцов. Именно во времена Терлецкого и Потея сложился обычай отдавать в аренду православные церкви полякам и евреям, как будто это были корчмы, что дало возможность сдирать с православных прихожан плату за возможность пользоваться собственными храмами для молитвы, святой Литургии, совершения бракосочетания или воздания последних почестей собрату. Эти остатки „золотой польской религиозной терпимости” и „любви к отлученным братьям-схизматикам” сохранились по сей день на Белостоцких землях в народном бурлеске „Залман”.

За два дня до того, как в Рим отправился необычайно величественный кортеж во главе с Потеем и Терлецким, король в специальном универсале, датированным 14 сентября 1595 года, сообщил своим подданным, что православные в Речи Посполитой присоединились к католической Церкви.

Целых два месяца тащился униатский кортеж из Кракова в Рим и прибыл туда только в середине ноября. В этот период Сигизмунд III Ваза послал папе Клименту VIII специальный „постулат””, в котором, между прочим, сообщал, что подчинение православных Речи Посполитой власти папской курии легко приведет к унии Великое Княжество Московское, где, как известно, миллионы человеческих душ прозябают в „греческой схизме”. А Речь Посполитую это избавит от шпионов, так как „схизматики” находятся на службе у турок. Этот факт интересен тем, что епископ Е.Озоровский и ныне, в 1995г., спустя 400 лет, не добавил ничего нового в католические принципы восточной политики, когда в издании „Gosk Niedzitlny” („Воскресный гость”) (N35/93) обвинил православных Белостока в том, что они „служат Москве”.

Потея и Терлецкого с многочисленной свитой приняли в Риме чрезвычайно сердечно и торжественно. Их разместили в прекрасном дворце поблизости от апартаментов самого папы. Перед генеральной аудиенцией им показали красоты католической митрополии, в их честь устраивали приемы, развлечения. А в это время ватиканские эксперты тайно исследовали привезенные Потеем и Терлецким документы и готовили ответ на них. Наконец настал день 23 декабря 1595 года, когда папа и высшие чины курии были готовы торжественно праздновать усмирение „схизматиков”.

Церемония происходила в большом зале для аудиенций. Папа Климент VIII в торжественном облачении восседал на троне в окружении 33 кардиналов. Позади стояли многочисленные архиепископы, епископы, послы разных стран, знатные иностранцы, среди которых были и аристократы из Польши и Великого Княжества Литовского.

Два распорядителя церемонии ввели Потея и Терлецкого, которые приблизились к трону и упали на колени, три раза поклонились папе до земли и поцеловали папскую туфлю. Далее, продолжая стоять на коленях, рассказали о цели своего приезда и подали Клименту VIII привезенные документы. Потом их отвели назад ко входным дверям, где, стоя на коленях, они ждали ответа.

Тем временем папа приказал прочитать вслух врученные ему документы. Виленский каноник Евстафий Воллович огласил оригиналы, написанные на официальном старобелорусском языке, потом папский секретарь прочитал их латинские переводы. После этого секретарь произнес обращение к прибывшим, в котором подчеркнул следующее: „Мудро и богобоязненно поступили вы и ваш богобоязненный митрополит с епископами, когда возжаждали объединения с Католической Церковью, вне которой нет спасения. И из таких отдаленных стран прибыли вы сюда, чтобы подчиниться истинному наследнику святого Петра, истинному наместнику Христа на земле и, отвергнув былые ошибки в вере, принять от него чистую, неискаженную веру.” В ответ Потей и Терлецкий, стоя на коленях, приняли присягу от имени епископата и всего народа. В их длинной присяге присутствовало и такое утверждение: „Исповедую и принимаю все, что Святая Апостольская Римская церковь прикажет исповедовать и принимать в соответствии с решениями Вселенского Тридентского собора”. И далее: „Признаю святую католическую апостольскую Римскую церковь матерью и наставницей всех церквей. А папе римскому, наследнику святого Петра, князя апостолов и наместника Иисуса Христа, я обещаю и присягой подтверждаю искреннее послушание. А этой истинной католической вере, без которой никто не может получить спасение и которую я тут добровольно исповедую, я буду обучать своих подопечных или тех, которые будут отданы под мою пастырскую опеку”.

Все это свидетельствовало о том, что Потей и Терлецкий приняли католичество, а слово „уния” было только фиговым листком, скрывающим этот факт. После принесения присяги оба епископа – теперь уже католики – снова пали ниц перед папой и поцеловали его туфлю. Климент VIII произнес над ними несколько прочувствованных слов, сказав, что принимает их в лоно Римско-католической Церкви, а также всех отсутствующих: митрополита, епископов, духовенство и весь народ. По его распоряжению кардинал и инквизитор сняли с обоих все проклятия и дали отпущение всех грехов. Папа благословил их на дальнейшее исполнение обязанностей епископа и на службу Католической Церкви, дал им право отпускать грехи и посвящать епископов в униатство (т.е. римско-католическую веру). По просьбе Потея и Терлецкого папа разрешил всей свите поцеловать его туфлю. Церемония подошла к концу, и папа покинул зал.

Только через месяц, 21 января 1596 года папа Климент VIII подписал конституцию об унии. В ней подробно были расписаны правила, обязательные для униатов: ,мы позволяем им (т.е. униатам – Н.Г.) отправлять все святые обряды и церемонии, которые они используют во время богослужений и св. Литургии, также при совершении прочих Таинств, если только эти обряды не перечат истинам католической веры и не мешают в общении с Римской церковью”. В память об этом акте были отчеканены золотые и серебряные памятные медали с изображениями коленопреклоненных перед папой Терлецкого и Потея.

В первых числах февраля 1595г. Потей и Терлецкий вместе со своей свитой выехали из Рима. К сожалению, они везли в родной край не христианское единство, не благословленный Богом мир, но агрессивное третье вероисповедание, целью которого была победа над православием.

Новообращенные униаты везли с собой несколько десятков папских посланий и пожеланий, адресованных польскому королю, епископам, а также теперь уже униатскому митрополиту и подчиненному ему духовенству. Папа обязывал короля и католических иерархов оказывать всестороннюю помощь униатам, а митрополита Рогозу – созвать Вселенский собор епископов, чтобы „каждый из них признал перед публичным собранием католическую веру… и чтобы каждый торжественно присягнул на верность нам и апостольской столице”. Но папа, не слишком доверяя облобызавшим его туфлю неофитам, пожелал, чтобы они письменно подтвердили свою лояльность: „Пришлите нам документ, соответствующим образом подтвержденный и засвидетельствованный, чтобы он всегда находился в наших архивах как свидетельство для потомков о вашем обращении к Католической Церкви”.

Король, католические иерархи, униаты и иезуиты торжествовали, отправляли благодарственные богослужения в церквах, читали „Te Deum”. Но они поторопились, потому что на варшавском всеобщем сейме в марте – мае 1596г. послы, избранные на земских сеймах, собрали протесты, в которых требовали, чтобы король лишил звания епископов Потея и Терлецкого. А сенатор князь Острожский требовал предать их суду за государственную измену. Земские послы во главе с князем Друцким-Горским заявили, что „они и весь русский народ за эту измену не признают Ипатия и Кирилла епископами, а православные дворяне не пустят их в свои владения”. Подобные протесты прислали и города. Но король ответил на это репрессиями, а католические священники усилили пропаганду в защиту унии. Особенно преуспел Петр Скарга, который стал заклятым врагом Православия.

На Украине в ответ на эту духовную агрессию снова разгорелось несколько притихшее восстание, во главе которого стоял Северин Наливайко. Отряды повстанцев состояли из православного украинского и белорусского крестьянства, мещанства, мелкого дворянства. Они взялись за оружие, чтобы, прежде всего, защитить свою веру в ответ на преследования со стороны католических священников и шляхты. Против повстанцев король бросил вооруженную до зубов армию гетмана Жолкевского. Его воины усмиряли белорусские и украинские деревни и городки в Среднем Приднепровье, оставляя после себя только пепелища и трупы. Повстанцы и население отчаянно защищались, но предатели выдали руководителей восстания. В Варшаве на Замковой площади им отрубили головы, а Наливайко сожгли живьем 7 июля 1596г.

Когда восстание было подавлено, король по рекомендации папы 14 июня 1596г. огласил универсал об объединении Православной и католической Церквей. „Мы убеждены, – утверждал в нем монарх, – что вы сами, если хорошо задумаетесь об этом, не найдете для себя ничего лучшего, более важного и утешающего, чем святое объединение с Католической Церковью, которая устанавливает и поддерживает между народами согласие и взаимную любовь”. Вскоре трагическая судьба сотен тысяч православных Речи Посполитой показала безграничную лживость королевских слов.