Век одинадцатый Окончательное разделение Церквей (1053-1054 гг.)

Третьим замечательным лицом, которому в рассматриваемую эпоху было суждено вступить в борьбу с притязаниями Римского первосвященника, был Константинопольский Патриарх Михаил Керуларий. Со стороны Рима защитником папских притязаний был Папа Лев IX.

К сожалению, на этот раз первый шаг к борьбе был сделан со стороны Константинопольской Церквей. Это тем более достойно сожаления, что описываемое столкновение Западной и Восточной Церкви повело к печальным следствиям разделения Церквей.

Распространение римских обрядов в Константинополе и в части Италии, которая была подчинена Константинопольской Церкви, побудило Патриарха Михаила Керулария прибегнуть к мерам, которые в высшей степени оскорбили гордого Римского первосвященника. В целях пресечения распространения западных обрядов Михаил закрыл в Константинополе римские монастыри, а в Италию на имя одного из подвластных ему епископов (Иоанна Транийского) отправил послание, в котором изобличил некоторые отступления Западной Церкви. Отправляя в Италию подобное послание, Патриарх мог оправдывать свое поведение тем, что здесь было очень много православных греков, забота о чистоте православия которых и побуждала его прибегнуть к изобличению заблуждений Западной Церкви. В самом деле, еще при императоре Льве Исаврянине, при котором Апу-лия, Калабрия и Сицилия снова были возвращены под власть Константинопольского Патриарха, было уже два митрополичьих греческих округа и одна архиепископия. Позднее, в 887 году, в этих местах насчитывалось: в первом греческом церковном округе — 13 епископов, во втором — 5, в третьем — 13. Византийский Патриарх Полиевкт при императоре Никифоре Фоке дал права митрополита епископу еще одного города. В 750 году в Италии был основан греческий женский монастырь. В особенности здесь было много греческих монахов, которые распространяли греческое образование между клириками Италии. Между их учениками насчитывают двух известных эллинистов — Иоанна-диакона и Анастасия-библиотекаря. Греческий элемент до такой степени был силен в Италии, что была сделана попытка возвести греческого архиепископа города Пиаченцы Иоанна на папский престол, в оппозицию Григорию V, поддерживаемому германским императором Оттоном III. Таким образом, ревность Патриарха Михаила по охране чистоты веры греков, живших в Италии и исповедовавших восточное православие, имела достаточное оправдание.

В наш план не входит передавать всего содержания послужившего поводом к новой распре между Римской и Константинопольской Церковью послания Патриарха Михаила в Италию. Заметим только, что в нем указывались следующие отступления Западной Церкви: совершение Евхаристии на опресноках, пост в субботы вообще и в субботы Святой Четыредесятницы в частности. В этом послании Папу в особенности должно было оскорбить то, что Патриарх, не назначая ему этого послания, однако же требовал от епископа Иоанна Транийского (которому адресовано послание), чтобы, в видах исправления западных погрешностей, он сделал известным послание Западным Церквям и самому папе. Патриарх писал: «Великая любовь и искреннее расположение побудили нас писать к твоей святости, а через тебя ко всем вождям священства, священникам франков, монахам, народам и самому достопочтеннейшему Пале». И в заключение послания говорит: «Имея в виду спасение своей души, разошли это послание вождям священства (и Папе) и простым священникам и заклинай их, чтобы они и сами исправились, и исправили народ Божий. Если ты это сделаешь, то во втором письме с большей подробностью и основательностью напишу тебе относительно тех же предметов». Разумеется, такого тона, в котором говорит Патриарх о Папе и Западной Церкви, как способных заблуждаться и призываемых к исправлению, Папа не мог оставить без внимания. Рим стоял на том принципе, что Римский епископ выше всякого суда, с ним как равный никто не мог говорить, и, однако же, так к нему теперь говорил Патриарх Константинопольский. Это послание Михаила, отправленное на Запад незадолго до конца 1053 года, в скором времени сделалось известным Папе Льву IX.

В ответ на послание Константинопольского Патриарха Папа со своей стороны отправил ответное послание, адресуя его прямо Керуларию. Послание очень длинно и при всем том едва касается спорных религиозных пунктов. Оно главным образом посвящено всестороннему раскрытию тех притязаний, из совокупности которых возникло то, что называется папской властью. В противоположность этому Константинопольская Церковь в этом послании подвергается всякому порицанию и унижению. К Константинопольской Церкви Папа обращается как строгий отец к совратившемуся с истинного пути сыну. И замечательно, что в этом послании Папа не только настаивает на сохранении прав, уже ранее присвоенных папами, например Папой Николаем I, но и приходит к новым притязаниям относительно расширения своей мнимо-апостольской власти.

Посмотрим, с одной стороны, в чем именно находит папа свое преобладающее значение в ряду других епископов, и с другой — на каком основании он хочет отказать Константинопольской Церкви в тех правах, которые усваивает своей Церкви. В первом отношении послание находит, что Константинопольский Патриарх позволяет себе несказанную дерзость, когда берет на себя право в чем-либо учить Римскую Церковь. «Ты, наш возлюбленный и нарицаемый во Христе брат и предстоятель Константинопольский, с небывалой дерзостью и неслыханной смелостью осмелился открыто осуждать апостольскую Латинскую Церковь. И за что же? За то, что она совершает воспоминание о страданиях Господа на опресноках. Вот неосмотрительная ваша брань, вот недобрая ваша хвастливость, когда вы, полагая, что уста ваши на небеси, в сущности, своим языком пресмыкаетесь по земле и силитесь человеческими доводами и умствованиями извратить и поколебать древнюю веру.

Если вы не образумитесь, то будете на том хвосте дракона (апокалипсического), которым этот дракон третью часть звезд небесных отторг и поверг на землю. Вот уже почти 1020 лет прошло с тех пор, как пострадал Спаситель, и неужели вы думаете, что только теперь от вас Римская Церковь должна учиться, как совершать Евхаристию. Как будто бы ничего не значит, что здесь, в Риме, продолжительно пребывал, наставлял и, наконец, смертью прославил Бога тот, кому Господь сказал: «блажен ты, Симон, вар Ионии»891.

Затем Папа с подробностью объясняет, почему Римская Церковь не может терпеть никаких внушений от других Церквей, при этом оставаясь руководительницей всех остальных. «Подумайте, как безрассудно допускать, будто Отец Небесный от князя апостолов, Петра, скрыл обряд видимого жертвоприношения (Евхаристии), от Петра, которому Он вполне открыл сокровеннейшее Божество Сына Своего. Петру не через Ангела, не через пророка, но Своими собственными устами Господь обе-товал: ты ecu Петр, и на семь камне созижду Церковь мою (Мф. 16,16). По суждению Папы, в вопросе о главенстве Римского первосвященника важное место занимает чудодейственность тени Петра. Этот аргумент Папы в свою пользу так оригинален, что мы передадим его полностью. «В Петре, — говорит папа, — замечательно a vwwunwiki τυ, что тень его тела доставляла здравие немощным. Никому из святых не было дано такой силы. Даже Сам СБИТЫЙ Святых от Своего святейшего Тела не подавал дара исцеления. Но Своему Петру одному даровал эту привилегию, дабы тень от его тела врачевала больных. Здесь великое ознаменование Церкви настоящей и будущей, т.е. Петр становится главным распорядителем обеих Церквей и их состояние предуказывает в себе самом: именно настоящая Церковь силой видимых и имеющих прийти Таинств, как бы тенью своей уврачевав души на земле, представляет нам еще не видимый, но твердый образ истины и благовестил на небе». Или вот еще ухищренное папское толкование одного изречения, с которым Господь обратился к Петру, толкование, которое имеет своей целью доказать преобладающее значение Римских первосвященников в ряду других епископов всей Церкви. Папа берет изречение Господа: Я молился о тебе, Петр, чтобы не оскудела вера твоя, и ты, некогда обратившись, утверди братьев твоих (Лк. 22, 32).

«Этим Господь показал, — говорит Папа, — что вера остальных братьев будет подвергаться опасностям, а вера Петра пребудет непреткновенна. Никто не может отрицать, что как крюком (cardo) управляется вся дверь, так Петром и его преемниками определяется порядок и устройство всей Церкви. И как крюк водит и отводит дверь, сам оставаясь неподвижным, так и Петр и его преемники имеют право свободно произносить суд о всякой Церкви, и никто отнюдь не должен возмущать или колебать их состояния. Ибо высшая кафедра ни от кого не судится (summa sedes a nemine judicatur)».

Вот церковные основания, которыми Папа думает подтвердить свое господство в Церкви, давая знать, что напрасно Константинопольская Церковь присваивает себе права, равные с Церковью Римской: это, по суждению Льва, с ее стороны непростительная ошибка.

Все эти папские притязания на особенное положение Римской Церкви в ряду других Церквей, основанные на значении Римской кафедры, как кафедры апостола Петра, впрочем, уже были не новы для рассматриваемого времени. Новы были только те чрезвычайно ухищренные доказательства, которыми Папа Лев пользовался в письме к Керу-ларию и которые мы привели.

В данном письме гораздо более важны и интересны весьма новые идеи о папском светском владычестве, которые опираются на подложный документ — на так называемое «donatio Constantinb. Выставляя свое преимущественное значение в ряду других иерархов Церкви, Папа, дабы унизить достоинство Константинопольской Церкви, раскрывает мысль, что папы неизмеримо превосходят представителей всех других Церквей, так как они в одно и то же время и верховные первосвященники и цари. На Востоке доселе ничего подобного не слышали. И потому понятно, как должна была подействовать подобная новость на Константинопольскую Церковь!

Еще со времен Константина Великого папы сделались в то же время и царями — внушает Лев Керуларию. Папа писал: «Чтобы не оставалось никакого сомнения в земной (светской) власти Римского первосвященника и чтобы кто не подумал, что Римская Церковь присваивает себе не принадлежащую ей честь, мы приводим доказательства из той привилегированной грамоты, которую император Константин собственными руками положил на святой гроб небесного ключеносца (Петра). И да явится истина и исчезнет суета». В сказанной привилегированной грамоте Константин — по словам Папы — объявлял следующее: «Мы сочли полезным вместе со всеми нашими правителями, Сенатом, вельможами и народом римским, чтобы, подобно тому как св. Петр был наместником Сына Божия на земле, так и первосвященники, наследники князя апостолов, удерживали начальственную власть — и даже полнее, чем это свойственно земному императорскому достоинству. Именно: мы определяем благоговейно почитать как наше земное императорское могущество, так точно и святейшую Римскую Церковь и, дабы полнее возвысить кафедру над нашим собственным земным троном, приписываем ей власть, достоинство и честь царскую. К этому же определяем, чтобы кафедра Петра имела главенство над четырьмя кафедрами — Александрийской, Антиохийской, Иерусалимской и Константинопольской, и так же над всеми Церквями на всей земле. Первосвященник этой Римской кафедры во все времена должен считаться выше и славнее всех священников всего мира, и в отношении к вопросам богослужения и веры суд его да господствует над всеми». Затем Папа Лев описывает, чем именно одарил Константин своего современника Папу Сильвестра в целях возвышения папского престола. По мнению Папы, оказывается, что прежде всего Константин подарил Папе дворец в Риме. Привилегированная грамота, по письму Папы Льва, об этом предмете гласила следующее: «Уступаем самим св. апостолам, блаженнейшим Петру и Павлу, а через них отцу нашему, Папе Сильвестру, и всем преемникам его, какие только будут на кафедре св. Петра до скончания веков, дворец Латеран-ский, который превосходит все дворцы в мире*.

Потом, по словам Папы, император Константин украшает персону Римского первосвященника царскими регалиями. Грамота, по словам Папы Льва, говорила об этом так: * Передаем Римскому Папе диадему, т.е. корону, со своей собственной головы, нарамники, которыми украшается императорская шея, пурпуровую хламиду, багряную тунику и все другие царственные одежды. Вручаем ему императорский скипетр и все другие знаки отличия и перевязи — словом, все принадлежности царского величия». Письмо даже сообщает, что император собственноручно хотел возложить свою корону на папскую главу, но «Папа не захотел употреблять короны из золота, и потому император положил на него собственными руками свой фригийский венец (phrygium), блистающий белизной и обозначающий Воскресение Христово». По словам Папы Льва, император Константин, украсив царскими регалиями Папу, в соответствии с этим хотел поставить наравне с царскими придворными и клириков, составлявших свиту Папы. Грамота, по словам письма, на этот раз узаконивала следующее: «Почтеннейших клириков всякого чина, состоящих в служении Римской Церкви, мы возводим на такую же высоту власти и блеска, на которой находится наш Сенат, и определяем, чтобы они украшались, как украшаются наши патриции и консулы. Словом, как украшена императорская свита, так — и клир Римской Церкви. И как при императорском достоинстве состоят различного рода прислужники, постельничьи, придверники и стража, то же должно быть и в святой Римской Церкви. И еще: для несравненно большей блистательности папского достоинства пусть клирики ездят на лошадях, украшенных чапраками и белейшими тканями, и пусть носят точно такую же обувь, какую употребляют сенаторы. И таким образом небесная (т.е. папская) власть, подобно земной (т.е. императорской), да украсится во славу Божию»* Позаботившись относительно личности Папы и его приближенных, Константин, по словам письма, дарует Папе Сильвестру, а с ним и его наследникам обширную фактическую царскую власть над целой половиной Римского царства. Римский первосвященник становится и римским императором. Грамота, по словам Папы, на этот счет определяла: «Дабы пер-восвященническая власть не оскудевала, но процветала более самой власти императорской, мы определили передать отцу нашему Сильвестру, кроме Латеранского дворца, город Рим, провинции Италии и всех западных стран, и все места и города в них — в полное распоряжение и власть».

После таких доказательств величия Римского первосвященника Патриарх Константинопольский, по желанию папы, должен Оыл бы прийти к сознанию, как незначительна его роль в христианском мире» с каким уважением и покорностью должен он относиться к предстоятелю Римской Церкви.

Во всем блеске раскрывая свое мнимое церковное и государственное величие, Папа, к большому постыжению константинопольских пастырей, дерзнувших противоречить и прекословить Римскому первосвященнику, всеми мерами старался выставить константинопольскую Церковь с самой невыгодной для нее стороны. И давал новое указание, что Константинопольские иерархи не должны и думать о правах, равных с правами Римского епископа!

В целях унижения Константинопольской Церкви Папа указывает, как много было еретиков в Восточной Церкви вообще и на Константинопольской кафедре в частности. С особенным гневом Папа говорит, как о еретиках, о тех Константинопольских Патриархах, которые не были послушными папскому голосу и отвечали на притязания Пап с достоинством и сознанием правоты своих действий. Так, Лев причисляет к еретикам св. Патриарха Иоанна Постника, хотя вся его вина заключалась только в том, что он не отказался от титула «Вселенский Патриарх», усвоенного предшественниками этого Патриарха, как настаивал Папа. По мнению Льва, Константинопольская Церковь была готова погибнуть, обуреваемая ересями, и только забота Римских епископов спасала ее от окончательной погибели. Между скандалами, которыми, по мнению Папы, была богата история Константинопольской Церкви, особенно унизило эту Церковь случившееся будто бы здесь возведение в Патриархи женщины. Призывая Константинопольского Патриарха к смирению и покорности, Папа находит, что Константинопольская Церковь должна питать подобные чувства к Римскому епископу потому, что именно Риму она обязана своим иерархическим возвышением. Папа рассуждает: «Константинопольская Церковь ни по божеским, ни по человеческим правам не имела никакого преимущества пред Церковью Антиохийской и Александрийской, и, однако же, Римская Церковь, как чадолюбивая мать, не желая лишить почести свою возлюбленную дочь — Церковь Константинопольскую — озаботилась доставить этой Церкви преимущества чести наравне с главнейшими церковными кафедрами, почему она и заняла второе место после Церкви Римской в среде христианского мира».

Вот в кратких чертах содержание письма Папы Льва IX к Патриарху Михаилу Керуларию. В нем ясно отобразились почти все самые странные и причудливые притязания средневекового папства. Пастырям Константинопольской Церкви нужно было быть постоянно настороже, чтобы папские сети не опутали Восточною Церквь. Патриарх Михаил Керуларий был верен этой задаче. Опасность для Восточной Церкви заключалась в том, что, по обстоятельствам времени, папские притязания были готовы перейти в дело.

Неизвестно, повело ли бы за собой какие-либо последствия письмо Папы Льва к Константинопольскому Патриарху Михаилу — очень может быть, что на Востоке прочитали бы его и забыли, — если бы сюда не присоединились обстоятельства, приведшие к разделению Церквей.

Еще до этого письма между Папой и греческим императором Константином Мономахом завязались сношения чисто политического свойства, но по стечению обстоятельств они скоро перешли на церковную почву. Греческие области в Италии были сильно теснимы норманнами, и сам Папа немало страдал от нашествия этих варваров. При таком положении дел восточный император надеялся при помощи Папы склонить германского императора Генриха III к союзной войне против норманнов и таким образом защитить свои греческие владения в Италии. Само собой, этот план был выгоден и для Папы. Эти-то и некоторые другие причины и побудили императора Константина Мономаха войти в переписку с Папой. От Папы явилось посольство, которое взяло на себя обязанность примирить Константинопольского Патриарха с Папой, разумеется, на выгодных для последнего условиях.

Посольство, однако же, не принесло пользы ни политическому, ни церковному положению Греческой империи, а, напротив, довело недружелюбные отношения Римской и Константинопольской Церквей до полного разрыва.

Посольство принесло с собой два папских письма: одно на имя Патриарха Михаила, другое на имя императора. Эти письма еще раз засвидетельствовали пред Константинопольской Церковью о непомерной гордости и самомнении Римского первосвященника и о той неискренности и подозрительности, с которыми смотрел Папа на Константинопольскую Церковь и которые исключали возможность мира между указанными Церквями. Впрочем, нужно заметить: не столько эти письма, сколько необузданное, высокомерное и безрассудное поведение папских легатов послужило поводом к печальной катастрофе, разделившей две Церкви.

Но прежде обратимся к рассмотрению тех писем, которыми на этот раз Папа одарил Патриарха и императора.

В письме к Патриарху Папа навязывает ему свое превосходство. Он хочет подчинить своему преобладающему господству все Церкви Востока» т.е. стать Восточным Папой, так же» как сделался духовным владыкой всего Запада. Лев IX пишет; «Движимый новым честолюбием, ты хочешь лишить древних достоинств Патриархов Александрийского и Антиохийского и вопреки всякому праву думаешь подчинить их своему господству. К какой опасности ты стремишься да это очевидно для каждого здравомыслящего». В этих словах Палы не выразилось ничего более, кроме подозрительности и зависти к возможному возвышению Константинопольского Патриарха. Папа хочет сам господствовать над Восточной Церковью. Но в этом стремлении и прежде, и теперь ему главным образом препятствуют предстоятели Константинопольской Церкви, ревностно охранявшие права Восточной Церкви. Нужно было слишком проникнуться идеей господства над Церковью, чтобы приходить к таким ни на чем не основанным подозрениям относительно Константинопольской Церкви! Будучи подозрительным, Папа оказывается крайне щепетильным, когда хотя намеками давали знать, что Римская Церковь не является главой христианской Церкви. Из слов папского письма видно, что Патриарх Михаил в своем письме ко Льву (до нас не дошедшем) давал знать, что церковное значение Римской кафедры только тогда имеет силу, когда она действует в согласии с Константинопольской Церковью. Как равно и значение Константинопольской кафедры имеет силу тогда, когда она действует в согласии с Церковью Римской, т.е. что их значение опирается на взаимное согласное действие: каждая нуждается в поддержке другой, и каждая в отдельности не может иметь никакого притязания на какой-либо высший авторитет. И, как ни основательны эти взгляды Патриарха, однако Папа остается ими крайне недовольным. Он с запальчивостью объявляет о своем главенстве в Церкви — безусловном и нераздельном. «Что за нелепость хочешь ты сказать, брат возлюбленный? — пишет папа. — Как же это Римская Церковь, будучи главой и матерью всех Церквей, однако же не имеет членов и дочерей. Какая она после этого глава и матерь? Мы верим, — внушает Папа, — и с твердостью исповедуем следующее: Римская Церковь такова, что если какая-либо нация (Церковь) на земле по гордости с ней в чем-либо не согласна, то подобная Церковь перестает называться и считаться Церковью — она ничто. Это уже будет каким-то сборищем еретиков, собранием схизматиков, синагогой сатаны». Так решительно высказывается Папа относительно своего абсолютизма в церковных делах. Никто в целой Церкви не может быть поставляем рядом с Римским первосвященником по значению власти. Ни одна Церковь, и ни один иерарх. После этого нет ничего удивительного в том, что Папа смотрит на Патриарха Михаила как на лицо чрезвычайно заблуждающееся, когда последний позволил себе в вышеуказанном нами письме к Иоанну Транийскому не разделять и отрицать правоту некоторых церковных воззрений Запада. Рассматривая Патриарха именно как такое лицо, Папа призывает его к покаянию и исправлению. Лев IX говорит Патриарху: «Да прейдут ереси или схизмы, и да будет мир; всякий считающийся христианином — да перестанет злословить и оскорблять святую Римскую и апостольскую Церковь; напрасно считается почтительным к Отцу (Христу?) тот, кто бесчестит Его жену, Римскую Церковь (?!). Мы надеемся, по благости Божьей, что ты не повинен ни в чем подобном или уже исправился, или, наконец, по нашем увещании тотчас исправишься». Понятно, как мало тон папского письма соответствовал достоинству Константинопольской Церкви! Письмо же Папы к императору, по сравнению с его письмом к Патриарху, представляет мало интереса. Однако и здесь есть черты, не лишенные значения. Папа пользуется случаем слегка намекнуть, что он есть раздаятель императорских корон, что именно Римская Церковь украсила короной главу восточного императора. Так далеко заходили папские притязания. Римский первосвященник хочет не только религиозного господства на Востоке, но и политического. Не без затаенной цели Папа восхваляет достоинства императора, его религиозность и уважение к Римской Церкви, причем Папа называет его вторым Константином Великим. Очевидно, в своей борьбе с Керуларием Папа сильно рассчитывал на императора, тем более что Константин Мономах по политическим расчетам нуждался в папских услугах. Надеясь на поддержку со стороны императора, Лев горько ему жалуется на несправедливости Патриарха, будто бы допущенные по отношению к нему. А под ними он разумел то неприятное для папского слуха письмо, с которым Патриарх Михаил обратился к известному Иоанну Транийскому. Свои жалобы на Патриарха Папа заканчивает таким категорическим заявлением: «Если Патриарх пребудет упорен, т.е. не подчинится папской воле, то мир между нами будет невозможен», т.е. между Церковью Римской и Константинопольской. Из-за чего, спрашивается, такое беспокойство Папы? Единственно из-за того, что Михаил осмелился допустить возможность погрешностей со стороны Рима и необходимость их исправления. К счастью для Константинопольской Церкви, надежды Папы на императора не оправдались.

Хотя идеи этих писем не могли быть приняты представителями церковной и светской власти Константинополя, они все же не вызвали никаких ответных действий по отношению к Римской Церкви. Но чего не смогли сделать письма, то сделали папские легаты своим образом поведения в Константинополе. Во главе посольства, присланного в начале 1054 года из Рима в Константинополь, стоял кардинал Гумберт. «Это был человек в высшей степени страстный, охотник до распрей, и притом истый сторонник преимуществ Римской кафедры». Не удивительно, если при таких качествах глава посольства Гумберт сделался причиной полного нарушения церковного мира между Востоком и Западом. Дело кончилось замечательно быстро. С поразительным самообольщением Гумберт является и действует в Константинопольской Церкви так, как будто бы она была подчинена Римской и как будто бы он пришел сюда в качестве уполномоченного от Рима, которому Константинопольский Патриарх обязан быть вполне послушен. Гумберт и другие члены посольства гордо держали себя в отношении к Патриарху, и «их гордый тон, с которым они хотели говорить с Патриархом в качестве папских легатов, должен был вооружить против них Патриарха»4″. И однако же Патриарх не позволил себе никакого оскорбительного поступка с легатами. Не желая делать никаких уступок притязаниям Рима, Михаил Керуларий уклонился от всяких переговоров с папскими легатами. Сколько ни ждали эти последние «исправления» от Керулария, ничего подобного с его стороны не последовало. Керуларий понимал, что уступки со стороны Константинопольской Церкви папским легатам были бы равносильны признанию верховенства Римского первосвященника в христианском мире. Раздраженные твердостью Михаила, не думавшего жертвовать ничем из своих священных прав в пользу папства, легаты решились на поступок, который служит и доныне позором для Западной Церкви. Они решились произнести анафему на Константинопольскую Церковь. 16 июля 1054 года они дерзнули во время богослужения в храме святой Софии положить на алтарь отлучительную грамоту на Константинопольскую Церковь.

Вот эта грамота.

«Святая Римская первая апостольская кафедра, которой как главе принадлежит попечение о всех Церквях, ради церковного мира и пользы, благоволила послать нас, своих легатов, в этот царствующий град, чтобы мы пришли и узнали, справедлив ли тот слух, который беспрестанно доходит до ее ушей из сего града, или же нет». Затем легаты, похвалив императора, клир и народ за благочестие, относительно же Патриарха говорили: «Что же касается до Михаила, неправо называемого Патриархом, и сообщников его глупости (stultitiae), то ежедневно в его среде сеются множайшие плевелы ересей. Именно, подобно симонианам, они продают дар Божий, подобно валезианам, оскопляют пришельцев и, однако же, делают их не только клириками, но и епископами. Подобно арианам, перекрещивают крещенных во имя Святой Троицы, в особенности латинян. Подобно донатистам, утверждают, что во всем мире, за исключением Церкви Греческой, погибли и Церковь Христова и истинная Евхаристия, и Крещение. Подобно ни-колаитам, позволяют браки служителям алтаря. Подобно северианам, злословят закон Моисеев. Подобно духоборцам, отсекают в Символе Веры ис-хождение Духа Святого и от Сына. Подобно ма-нихеям, между всего прочего, считают квасное одушевленным. Подобно иазореям, наблюдают телесные очищения Иудейские: новорожденных детей не крестят ранее восьми дней по рождении, родительниц не удостаивают причащения и, если они язычницы, отказывают им в крещении. Относительно этих заблуждений и многих других сам Михаил, вразумляемый письмами Папы Льва, не образумился. Поэтому, мы — легаты, — не снося несправедливости и оскорбления, допущенного относительно первой апостольской кафедры, властью Святой и Нераздельной Троицы и апостольской кафедры всех святых отцов, бывших на Семи Вселенских Соборах, произносим анафему на Михаила и его сообщников, если не вразумят-ся. Михаилу и сообщникам его, пребывающим в вышеуказанных заблуждениях и продерзостях, — анафема, маранафа вместе с симонианами, валези-анами… и со всеми еретиками, купно же с диаво-лом и аггелами его. Аминь, аминь, аминь».

Едва ли нужно разбирать, насколько несправедливы те наветы на Восточную Церковь, какими наполнена эта грамота, едва ли нужно доказывать, что ничего нельзя найти общего между еретиками, здесь упоминаемыми, и верованиями и обычаями, которых держалась Восточная Церковь времен Керулария. Достаточно сказать, что эти обвинения находят несообразными с истиной даже лучшие из римско-католических писателей. Так, один из них, автор «Истории Соборов», по сану латинский епископ, говорит об этой грамоте: «Отлучительная грамота (римских легатов) не имеет надлежащей умеренности, потому что она изобличает Керулария и лиц с ним единомышленных во всех возможных древних ересях». В этой грамоте, прибавим мы, высказалось со стороны Запада полное непонимание Восточной Церкви: в своем самомнении Западная Церковь видела заблуждение там, где было самое точное следование древним церковным учреждениям.

При виде такого поступка папских легатов, всенародно наносящего оскорбление Восточной Церкви, Константинопольская Церковь в самозащите со своей стороны также произнесла осуждение на Римскую Церковь, или, лучше сказать, на папских легатов, руководимых Римским первосвященником. Патриарх Михаил 20 июля того же года собрал Собор, на котором получили должное возмездие зачинщики церковного раздора. В определении этого Собора говорилось: «Некоторые нечестивые люди пришли из тьмы Запада в царство благочестия и в этот Богом хранимый град, из которого, как из источника, истекают воды чистого учения до пределов земли. В этот город пришли они, как гром, или буря, или глад, или, лучше, как дикие кабаны, чтобы низвергнуть истину». При этом соборное определение произносит анафему на римских легатов и лиц, к ним сопричастных. Определение указанного Собора было сообщено всем прочим Восточным Патриархам» которые приняли его решение.

Это взаимное анафематствование Римской и Константинопольской Церквей стало исключи-тельно важным историческим событием. И хотя в ближайшее к этому время никаких других столкновений история не наблюдает, однако же церковное единение всецело было разрушено.

Западная Церковь отпала от союза с Восточной. Тип или образец общего церковного управления начертан в правилах Второго и Четвертого Вселенских Соборов, когда во главе церковной иерархии стояли равные по своим правам Патриархи — Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. В важнейших церковных делах ни один из этих высших представителей церковной власти ничего не должен был предпринимать без взаимного на то согласия. Между тем Римский епископ, пользуясь благоприятными для него обстоятельствами, еще в период Вселенских Соборов иногда осмеливался нарушать указанный чин церковного управления, выставляя себя блюстителем всей Церкви, более высшим, чем остальные Патриархи. Но особого заметного развития папские притязания достигают с IX века. Папа хочет властвовать в делах Восточной Церкви так же, как он властвовал в делах Церкви Западной. Хранитель интересов Восточной Церкви того времени — Патриарх Фотий укротил папскую гордыню и за это заслужил анафему. И хотя Фотий, со своей стороны, отплатил Папе за это отлучение ответной анафемой, тем не менее, следует помнить, что первый повод дает сам Папа своим произнесением указанного проклятия. Свои властолюбивые планы Рим желает привести в исполнение и при Константинопольском Патриархе Николае Мистике, хотя в этот раз дело до анафемы не дошло и конец распри был относительно мирным. Иное видим при Патриархе Михаиле Керуларии. Римская Церковь всенародно произносит анафему уже на саму Константинопольскую Церковь. В свою очередь Константинополь тем же отвечает Риму, хотя и в более мягкой форме. Таким образом, повод к окончательному разделению Церквей дает Римская Церковь. Рассматривая факты враждебного расположения Римской и Константинопольской Церквей, доведшие их до полного разрыва, надо сказать, что Церковь, полагавшая начало раздоров, и должна нести ответственность за их печальные следствия перед судом истории.