Доклад Представителя Болгарской Церкви архимандрита Мефодия: «О церковном календаре»

Святейший Патриарх Румынский Юстиниан: Слово для доклада от Болгарской Церкви на тему: “О церковном календаре” предоставляется архимандриту Мефодию.

Архимандрит Мефодий: “Ваши Святейшества, Ваши Блаженства, Высокопреосвященства и Преосвященства, архипастыри, досточтимые отцы и братие!

Настоящий доклад представляет из себя дословный труд покойного профессора Н. Н. Глубоковского.

Как известно, Н. Н. Глубоковский с мая 1923 г. и по самый день своей смерти, последовавшей 18 марта 1937 г., прожил в Болгарии, был все это время профессором Богословского факультета и членом Комиссии по календарным вопросам в Болгарском Священном Синоде. Именно в это время и написан предлагаемый его труд по вопросу о реформе церковного календаря.

На русском языке этот труд Η. Η. Глубоковского еще не издавался. Впервые он был издан мною на болгарском языке и напечатан в 1943 г. в редактируемом мною журнале “Православный Миссионер”, а также отдельным оттиском — брошюрой.

Как член делегации Болгарской Православной Церкви, по благословению ее Предстоятеля Блаженнейшего Экзарха Стефана, я имею честь познакомить авторитетное Совещание с означенным мнением Глубоковского, которое является не только мнением этого знаменитого богослова, но и мнением всей Болгарской Православной Церкви по данному вопросу.

Итак, разрешите перейти к словам автора.

С вашего разрешения я сокращу мой доклад, который по своей сущности совпадает с докладом предшествуюдего оратора. Я прочитаю только заключение проф. Глу5оковского: “Когда я принимаю во внимание все вышесказанное, то невольно вспоминаю слова Христовы: “Никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого; ибо говорит: старое лучше” (Лк. V, 39). А в таком случае обязательна старинная заповедь, что не надо передвигать древней межи, которую положили наши отцы (Прит. XXII, !8). Поэтому, пока нет истинной церковной нужды, без таковой получаются только соблазнительные смуты, — я считаю вполне каноническим и целесообразным держаться испытанного правила: quieta поп movere!”

Когда обсуждается вопрос о реформе Юлианского календаря, или “старого стиля”, необходимо наперед установить некоторые общие предпосылки.

По этому вопросу иногда очень поспешно и смело заявляют, что он не имеет догматической непреложности и принципиальной неизменяемости. Но никто и никогда. не сомневался в этом, а потому подобная тенденциозна ссылка может иметь только лукавую цель: представит дело так, как будто эта область совершенно безразлична и в ней позволено делать всякие псевдонаучные “революции”, как и сделали с анархическим насилием некоторых страны, чтобы модернизироваться на протестантский лад, и в угоду перед правительствами. Между тем в Церкви в которой все должно быть благопристойно и чинно (1 Кор. XIV, 40), календарь есть регулятор церковной жизни. Никакие произвольные новаторства и чисто лаические изменения тут недопустимы чтобы не произошло церковное расстройство с явным соблазном и опасностью для верующих. Поэтому каноническое правило 21 Гангрского Собора заповедует и непременно требует: “Да бывают в Церкви вся принятая от Божественных Писаний и Апостольских преданий”.

А с этой церковной точки зрения календарь имеет существенное значение только в связи с празднично-богослужебной практикой и не может быть рассматриваем вне ее, ибо тогда он был бы чисто внешней величиной. Все значение календаря заключается в том, что календарем распределяются христианские праздники и особенно святейший день Пасхи.

Значит, и мы должны всецело руководствоваться церковными канонами по данному предмету, т. е. рассматривать календарь только в связи с Пасхалией в Св. Православной Церкви.

По этому предмету каноны говорят следующее. 7 правило Святых Апостол гласит: “Аще кто Епископ, или пресвитер, или диакон, святый день Пасхи прежде весеннего равноденствия с иудеями праздновати будет: да будет извержен от священного чина”. I Вселенский Никейский Собор в 325 г. составил и ввел в качестве обязательных повсюду и навсегда (до нового равноправного перерешения) точные узаконения об единовременном по всему христианскому миру праздновании Пасхи, а именно, в первый воскресный (недельный) день после весеннего полнолуния, следующего за весенним равноденствием или совпадающего с ним. К сожалению, самое Никейское правило не сохранилось¹, но оно удостоверяется “Посланием императора Константина из Никеи неприсутствовавшим на соборе епископам” и историками, и вообще оно бесспорно в силу утвердившейся церковной практики. Никейский Собор предоставил календарные исследования весьма ученой Александрийской Церкви, которая, руководствуясь авторизированными прежде таблицами², делала нужные исчисления и особыми “пасхальными” посланиями объявляла о результатах для общецерковного исполнения, о чем, примерно, заботились и другие поместные Церкви (см. 62 и 84 прав. Карфагенского Собора). Ближайший к этому Собор Антиохийский (который ошибочно относится к 341 г., а фактически он был около 333 г.), определил первым своим правилом, что “все дерзающие нарушати определение святого и великого Собора, в Никеи бывшего, в присутствии благочестивейшего и боголюбезнейшего царя Константина, о святом празднике спасительныя Пасхи, да будут отлучены от общения и отвержены от Церкви, аще продолжат любопрательно восставати противу добраго установления. И сие речено о мирянах. Аще же кто из предстоятелей Церкви, Епископ, или пресвитер, или диакон, после сего определения дерзнет к развращению людей, и к возмущению Церквей, особитися, и со иудеями совершати Пасху; таковаго Святый Собор отныне уже осуждает, быти чуждым Церкви, яко соделавшегося не токмо виною греха для самого себя, но и виной расстройства и развращения многих. И не токмо таковых Собор отрешает от священнослужения, но и всех дерзающих быти в общении с ними, по их извержении из священства. Изверженные же лишаются и внешния чести, каковыя были они причастны по святому правилу и Божию священству”.

Необходимо знать, что апостольские правила как и , правила Антиохийского Собора VI Вселенским Собором (правило 2) и VII Вселенским Собором — (правило 1) были утверждены как неприкосновенные, как такие, которые “никому да не будет позволено изменяти, или отменяти, или кроме предложенных приимати другие”, дабы все “содержали всецело и непоколебимо постановление сих правил”.

Однако обязательное для всего мира апостольское и соборное определение о Пасхе часто нарушается так называемым “новым”, или Григорианским, стилем, ибо по нему этот великий христианский праздник иногда совершается не только вместе с иудеями (например, в 1805, 1825, 1903, 1923, 1927 гг.), но и раньше их (1864, 1872, 1883, 1891, 1894 и другие годы) и даже на целый месяц раньше (например, в 1921 г., когда еврейская пасха была 10 апреля ст.ст., православная 18 апреля, а католическая 14 марта) вопреки исторической последовательности евангельских событий. Таковое нарушение неизбежно навлекает на всех подчиненных вселенским канонам отлучение от Церкви и извержение от сана, поэтому григорианское исчисление не может быть принято в нашей церковной практике.

Наоборот, так называемый “старый” стиль, или Юлианский календарь вполне удовлетворяет всем каноническим требованиям, что с ясной убедительностью раскрыто авторитетным специалистом по богословию и математике, покойным профессором Московской Духовной Академии Дмитрием Федоровичем Голубинским в “Богословском Вестнике” (1892, № 4, стр. 73—88), где, между прочим, читаем: “Отовсюду открывается правильность и полная сообразность с древними церковными постановлениями того порядка, который в отношении ко времени празднования великого дня Воскресения Господа Иисуса Христа содержит и доселе сохраняет Православная Церковь” (стр. 83). Так как нарушение священных канонических определений неизбежно, Православная Церковь, “не принимает и не может принять Григорианского календаря в его полном виде” (стр. 85), “ибо в некоторые годы праздник Пасхи будет наступать в начале мая, а праздник Пятидесятницы подвинется к концу июня; для поста пред праздником апостолов Петра и Павла не останется времени и день Всех Святых наступит после этого праздника. Все это поведет к большим затруднениям и неудобствам в отношении к церковному Уставу. Следовательно, мнение об отсутствии затруднен к принятию счета дней по новому стилю, оказывается несостоятельным” (стр. 86)

С другой стороны, предложим себе такой вопрос: для чего же нужно точное уравнение гражданского года с астрономическим? Обдумавши дело внимательно, едва ли мы найдем достаточное основание для этого. В самом деле, многие столетия потребны для передвижения весеннего равноденствия к последним числам февраля. А доколе не выходит оно из числа весеннего месяца марта, дотоле наш Юлианский календарь не представляет каких- либо неудобств и по своей простоте имеет преимущества пред Григорианским. Принимать же что-нибудь неправильное и неосновательное только по тому одному, что оно принято народами Запада, православным вовсе не следует” (стр. 86—87).

А Пасха, стоя во главе подвижных православно-христианских праздников и определяя их за время от недели Мытаря и Фарисея до недели Всех Святых (т. е. за 126 или даже 160 дней), на весь этот почти полугодовой период предрешает и положение неподвижных праздников по особой системе “Марковых глав” (в Типиконе и отчасти в Триоди и в Минеях), каковая система определяет точные границы каждого праздника, например “праздник обретения честныя Главы Иоанна Предтечи (24 февраля) начинается от среды мясопустной недели (самая ранняя граница) и доходит до вторника четвертой недели великого поста” (самая поздняя граница). Или “праздник Благовещения бывает от четвертка третьей недели святого поста до среды светлой седмицы”. Поэтому необходимо, чтобы в течение всего этого периода и Пасха и все неподвижные праздники исчислялись и совершались по одному календарю и именно по Юлианскому. Если бы Пасху принимать по последнему, а неподвижные праздники определялись бы по Григорианскому стилю, по которому бы исчислялись дни, то в богослужебной практике получился бы настоящий хаос с нарушением всего церковного устава. Так, например, Петровский пост, который продолжается от 8 до 42 дней, начиная с понедельника недели “Всех Святых” до 28 июня включительно, иногда (при самой поздней Пасхе неделя “Всех Святых” приходится на 20 июня, что по Григорианскому стилю будет соответствовать 3 июля) сократится от 7 до 1 дня. Вообще, все тринадцать (за наше столетие, а для дальнейших— 14 и больше) поздних случаев совпадений для каждого из неподвижных праздников, с соответствующими ранними в подвижных, совершенно уничтожается (в том числе и “Кириопасха”, т. е. совпадение Пасхи с Благовещением в один день); обратно этому на каждый неподвижный церковный день получится 13 (потом даже больше) новых возможных совпадений, гораздо ранее Триоди, чем теперешние, и поэтому непредвиденные Типиконом, а соответственно тому — столько же более поздних, непредвиденных там совпадений одинакового характера.

Но и остальное полугодие определяется в церковном распределении первым полугодием уже потому, что первое полугодие предрешает совпадение известных чисел от месяцев непременно с некоторыми неделями. А прибавка в Григорианском календаре 13 дней не дает целого числа недель. Отсюда неизбежно, что по “новому” стилю в неделях попадутся совсем другие числа и, значит, богослужебный порядок опять будет совсем спутан, вопреки нашему церковному уставу, который постоянно будет нарушаем Григорианским календарем, прогрессивно, прибавляющим дни к Юлианскому, не соображаясь с исчисляемой по нему Пасхой. Надо отметить еще, что от праздника Пасхи зависит система годовых церковных евангельских и апостольских чтений, строго согласованных с течением церковного лета в его соответствии с ходом евангельской истории; система шести осьминедельных “столпов” Октоиха, т. е. изменение гласов седмичной церковной службы; одиннадцатинедельная система воскресных эксапостилариев, или “светильнов” и воскресных утренних евангельских стихир, соответственно одиннадцатинедельной системе воскресных утренних евангелий, зависящей также от Пасхи Все это при “новом” стиле хаотически нарушится и этим фактически совсем будет извращена вся изменяемая часть православного церковного богослужения (кроме Миней). Понятно само собой, что православные совершенно не могут и не должны принимать это новое исчисление, которое постоянно принуждало бы их нарушать церковные уставы в самом храме пред лицем Божиим.

Значит, в православном церковном употреблении нельзя допускать и смешанного календаря, т. е. когда неподвижные праздники устанавливались бы по Григорианскому стилю, а Пасха с подвижными праздниками устанавливалась бы по Юлианскому. Надо непременно выбрать один стиль, но Григорианский неприемлем для православной Пасхи Христовой, а соборные узаконения о ее праздновании не могут быть изменены другим, кроме как равноправным авторитетом

Значит, для решения этого вопроса не компетелтна никакая отдельная автокефальная, еще меньше автономная церковь, а только Вселенский Собор.

Неправильно говорят, что касательно времени празднования Пасхи позволено отступать от соборных узаконений, ссылаясь на малоазийскую церковную практику “тетрадитов” или “квартодециманов” (т. е. четыренадесятников), которая будто бы опиралась на апостола Иоанна Богослова.

Эта ссылка представляет или прискорбное недоразумение или печальное злоупотребление. Во-первых, все это было до Никейского Собора (325 г.) и устранено им, а после него было безусловно недопустимым, как свидетельствует об этом Антиохийский Собор. Во-вторых, известие, что якобы апостол Иоанн праздновал в Малой Азии Пасху 14 Нисана, понимают буквально только те рационалистические и атеистические ученые, которые отвергают подлинность нашего четвертого Евангелия, считая его подложным произведением или приписывая его не возлюбленному ученику Господа, а какому-то “пресвитеру Иоанну”. Именно в четвертом нашем Евангелии особенно ясно, что Христос вокрес после 14 Нисана, или после иудейской Пасхи, в первый день седмицы,т.е.воскресный.

Ясно, что писатель этого Евангелия не мог праздновать воскресение Христово 14 Нисана, вопреки своему собственному утверждению, а отсюда скептики заключают, что четвертое Евангелие не принадлежит апостолу Иоанну, который, якобы, совершал в Малой Азии Пасху 14 Нисана. Разве мы, православные, можем принимать такое поверхностное заключение? — Нет Для нас это означает только то, что подобное толкование совершенно неправильно, и что 14 Нисана апостол Иоанн праздновал действительно Пасху, но Пасху страданий Христовых, а не воскресения Господня, Пасху “страстную” Πάσκαστανρωσιμον), а не “воскресную” (ΙΙάσκα Άναστάαιμον), как это было в древней церкви, в которой вторая всегда и повсюду совершалась только в воскресный день после иудейской. Следовательно, в этом примере нет даже и аналогии с нашим вопросом о “воскресной Пасхе”, потому что он не указывает нам ни на какое изменение канонического порядка празднования Пасхи, наоборот, показывает благоговейное исполнение этого последнего. В-третьих, все подробности малоазийской пасхалистической истории ясно и решительно возбраняют произвольные уклонения от принятого церковно — канонического порядка в праздновании Пасхи. Сообщается (Евсевий, Церковная история, кн. V, гл. 24), что когда в 162 г. Поликарп Смирнский приходил в Рим при Аниките, то по этому предмету — различие в праздновании Пасхи — оба они не пожелали и спорить, а взаимно уважали принятые у них обычаи. Очевидно, тогда и не допускалось, чтобы один пасхальный порядок нарушался приспособлением к другому, поэтому еще менее теперь можно даже и подумать, что православный строй, узаконенный Вселенским Собором, можно изменить без решения равного авторитета, в пользу неправославного! Немного позже, Виктор Римский хотел распространить свою практику на малоазийцев, но когда последние, с Поликратом Ефесским во главе, отказались, он хотел было отлучить их от общения, однако встретил единодушное церковное несочувствие, и пришлось ему уступить, оставив все попрежнему. В силу этого непозволительна не только гражданская, но даже и церковная принуждаемость для введения нового пасхального порядка, какого не было в данной местной практике; так что, раз у нас до сих пор не принималась в общецерковном употреблении Григорианская Пасха, то и впредь нельзя ее вводить принудительным порядком без высшей вселенской санкции. Наконец, раз при таком положении вещей все пасхалистические разногласия были раз навсегда устранены еще в свое время, значит, что это было сделано высшим церковным решением, какое удовлетворило и объединило всех своею непререкаемою обязательностью. Отселе уже запрещались и наказывались все уклонения, судя по примеру осужденных Никейским и Антиохийским соборами “протопасхитов”, вся особенность которых состояла, повидимому, не в совершении Пасхи 14 Нисана, а только в том, что два раза на каждые 19 лет (именно в 8 и 19 году) они праздновали Пасху на 28 или 35 дней раньше Александрийской и Антиохийской Церкви. Вот сколь неприкосновенным было для всех общецерковное определение о времени Пасхи и вот сколько незаконно всякое неправомерное уклонение от канонической нормы!

Ведь по 7 правилу II Вселенского (Константинопольского) собора и по 95 правилу Трульского Собора (692) четыренадесятники, празднуют Пасху 14 Нисана, вопреки никейскому определению, считались отлученными от Церкви и принимались в общение только через миропомазание, после того как давали письменную декларацию и проклинали всякую ересь, не мудрствующую так, как мудрствует святая Божия Вселенская и Апостольская Церковь, после чего их печатали, т. е. помазывали им св. миром чело, глаза, ноздри и уши с тайносовершительными словами: “Печать дара Духа Святаго”! Это требование применялось к “четыренадесятникам” одинаково с арианами, македонианами, савватианами, новатианами, катарами и аполлинаристами, как к еретикам, лишенным даров благодати Духа Святаго! Разве это не достаточный и обязательный для православных людей урок, для того, чтобы они, исповедуя церковные каноны, были верны постановлениям о Пасхе и избегали ненужных новаторств?

Из вышесказанного видно, что и в пасхально-календарном вопросе Православная Церковь должна придерживаться канонических норм, пока они не будут изменены равным вселенским определением. К этому заключению клонит и новейшая церковная история по календарным

вопросам, по которым католики и на Востоке, и в России и в славянских православных странах упорно старались добиться принятия Григорианского стиля, фанатической пропагандой которого особенно занимался там Барнабит Цезарь Тондини де Кваренги, который издал на разных языках огромное количество брошюр (между прочим и для Болгарии: “Българский народ и календарния въпрос”, Пловдив, 1897; “La question calendrier en Bulgarie, Rome, 1898).

В России по календарному вопросу была образована и функционировала особая комиссия в Петербурге при Русском астрономическом обществе ученых специалистов всех государственных ведомств. Представитель Св. Синода в этой комиссии, покойный (| 15 апреля 1900 г.) профессор С.-Петербургской Духовной Академии Василий Васильевич Болотов, авторитет первого ранга, с совершенной непоколебимостью высказался в пользу Юлианского календаря, о чем имеются и печатные “протоколы” комиссии, в которых помещены многие из обстоятельнейших доводов этого общеевропейского ученого корифея. Согласно с этим и Русский Св. Синод в своем послании Вселенскому Патриарху Иоакиму III от 28 февраля 1903 г. свидетельствует, что “самые авторитетные ученые у нас склонны б пользу Юлианского календаря, допуская только некоторые поправки в нем, но никак не замены с менее смысленным, по их мнению, Григорианским календарем”. После этого “Комиссия по вопросу о реформе календаря в России” была учреждена при Императорской Академии Наук в Петербурге. Здесь новый представитель Св. Синода, профессор-византинист той же Духовной Академии, Иван Иванович Соколов апеллирует обширным трактатом против Григорианского стиля по вселенско-церковным и объективно- научным соображениям, заявляя в конце трактата, что “господствующий голос Православного Востока, — греческого и славянского — раздается не только против Григорианского календаря, как порождения враждебного ему католического запада, но и против нейтрального или поправленного календаря, так как реформа крайне неблагоприятно отразится на церковную жизнь православных народов”. Этот трактат был напечатан в синодальных “Церковных Ведомостях” (1906, № 13—14, стр, 681—694) и в отдельной брошюре, изданной Академией Наук, и при чтении произвел такое впечатление на членов комиссии, что они хотели совсем прекратить дальнейшие занятия, которые после этого имели уже не практический, а чисто теоретический характер. То же настроение проявили и междуцерковные православные отношения. По инициативе от мая 1901 г. знаменитого Вселенского Патриарха,· покойного Иоакима III, все Автокефальные Православные Церкви обменялись мнениями по общецерковным вопросам, в том числе и о церковном календаре. В своих официальных ответах (1903 г.) все Православные Церкви выразили категорическое отрицание касательно принятия или возобладания Григорианского стиля, а в заключительной своей грамоте от 12 мая 1904 г. Патриарх Иоаким прямо формулировал, что для реформы Юлианского календаря (с приспособлением его к Григорианскому стилю) нет серьезных оснований ни церковных, ни ученых.

Таков был результат междуцерковных православных сношений, которые регулировались воззрением, что только Вселенской Православной Церкви во всей ее целости принадлежит и суждение о церковном календаре и искание, в случае необходимости, способа примирить возможную научную точность с желательным сохранением освященных церковных определений³.

То же самое подтвердила и официальная делегация Вселенского Патриарха на Ламбетской конференции в 1920 г. в Лондоне (на которой присутствовало 252 англиканских епископа), настаивая, чтобы сохранился Юлианский календарь и отвергая Григорианский, причем даже англикане согласились, что будут ожидать по этому предмету от православных и дальнейшей разработки и что с ее результатами будут согласовывать свои соображения и действия⁴.

И Всероссийский Церковный Собор 1917—1918 гг. в Москве рассмотрел вопрос о приспособлении к церковной жизни “нового” календаря (в соединенных собраниях 7 и 6 отделов) и о новом возможно наиподходящем церковном календаре. При этом профессору Московской Духовной Академии о. Димитрию Александровичу Лебедеву было предложено изучить некоторые частные проекты, который по соображениям научно-астрономическим, церковно-каноническим и техническим решительно засвидетельствовал пагубность всякого сближения, с Григорианским стилем, отдавая безусловное преимущество Юлианскому⁵. Принимая в соображение все данные, самый Всероссийский Московский Собор принял (в 7 отделе) держать и сохранять старый стиль (календарь) как для церковного исчисления, так и для богослужебной практики⁶.

Итак, мы видим, что Православие всегда и везде относилось неблагоприятно к календарно-пасхалистическим новшествам. Правда, скоро после этого наступили другие течения и исконному православному знамени изменила именно Вселенская Патриархия при явном модернисте- политикане Мелетии IV, который на quasi-всеправославной конференции в мае—июне 1923 г. одобрил для общеправославного употребления разные календарные “реформы”⁷.

Но какую пользу получила от этого новаторства Православная Церковь вне и внутри?

Католики воспользовались этим фактом, чтобы развить свою пропаганду в подрыв Православию, как будто бы нетвердому в своих церковных основаниях и долженствовавшему подчиниться папистической “незыблемой” “непогрешимости”. Наиболее склонные и близкие к нам англикане, на которых особенно рассчитывал этим своим календарным новаторством Мелетий IV, отнеслись к нему скептически и справедливо видели здесь пресмыкание перед ними, между тем они сами стремились подать руку Православию, чтобы соединиться с ним в его традиционно- типической неизменности… Там, где Мелетий IV вообще вмешивался неканонически и неблагополезно, эта календарная проекция до такой степени обострила церковные и политические отношения⁸, что в Финляндии на этой почве произошли настоящие гонения; в Польше украинские, русские и белорусские депутаты сейма и сената обратились с открытым письмом- протестом против введения нового стиля в Православной Церкви к ее главе, Варшавскому Митрополиту Дионисию, требуя от него, чтобы он подал в отставку⁹, а в Эстонии начали поднимать вопрос о государственной неблагонадежности “старостильников”¹⁰. В самом Константинополе реформа пробила себе дорогу несразу, а в Афинах, вопреки принятию ее Синодом и формальному объявлению архиепископом Христосом 1 марта 1924 г. (в Ενκύχλιο; της С1гр; Συνοδοο περί τοδ η3ρο)ογίοϋ). Она вызвала резкие протесты, которые грозили большими церковными осложнениями (“Церковный Вестник”, № 16, 19 апреля 1924 г., № 17 и 18, 26 апреля. В Ρоссии новый стиль был предложен для фактического применения патриаршим постановлением еще в сентябре 1923 г. (см. Ревельские “Последние Известия” № 250, 10 октября), но после этого оказалось, что невозможно его ввести “по причине решительного сопротивления народа” (“Церковные Ведомости”, 1924, № 7—8; № 9—10; также “Славянски Глас”, 1924, кн. 1, стр. 30).

Итак, мы видим повсюду смуты и соблазны, озлобление и враждебность, как результат календарного модернизирования (см. “Церковный Вестник, № 13, 29 марта 1924, стр. 5). Но в таком случае “Чесо ради гибель сия бысть?” Не для того ли, чтобы удовлетворить “общественное мнение с целью сделать лучшей общественную жизнь и экономические отношения заинтересованных стран” (“Церковный Вестник” 1924, № 16, стр. 12)?. Это означало бы, что Церковь подчиняется чисто мирским соображениям и преследует только материальные интересы — подобно Борту, который на одной международной экономической конференции заявил, что для него вся Европа есть просто единый коммерческий организм. Церковь, однако, будучи хранительницей “Слова жизни”, и подательницей благодати спасения, не может склоняться перед “лукавством мира сего”, а должна руководиться Христовым духом и торжествовать его силой.

Итак, при этой оценке, единственно нормальной для Церкви, что следует сделать? — Церковь должна действовать именно как Церковь, т. е. строить свою жизнь всегда сообразно каноническим принципам.

1) Но с этой точки зрения Церковь теперь не имеет никакой нужды в календарных пертурбациях. Иногда указывают, что при постоянном запоздании юлианских лет через некоторое время весеннее равноденствие по старому стилю будет приходить весьма рано — даже в декабре¹¹. Но это означает только то, что здесь астрономия не играет существенной роли, ибо и теперь этот астрономический термин бывает в разные времена года в разных полушариях и широты земного шара. Кроме того, и предполагаемая опасность весьма далека: ибо до 10452 г. Юлианская Пасха будет приходиться в пределах после весеннего равноденствия (и до летнего солнцестояния), что вполне достаточно для исполнения канонического правила о непраздновании Пасхи вместе с иудеями. Следовательно, есть еще много времени, чтобы не спешить с реформаторскими экспериментами, и чтобы ждать того момента, когда сама церковная жизнь получит неотложные нужды и более верные научные данные.

2) Григорианский календарь не удовлетворяет ни первому, ни второму требованию. По нему Пасха иногда приходит раньше иудейской, противно принятому церковному канону. Патер Тондини старается извратить этот вопрос, говоря, что так-де случается, потому что-де иудеи изменили празднование своей Пасхи, для того порядка, по которому она праздновалась во время Христа Спасителя, Григорианский стиль будто бы вполне подходит. Все это фальшиво и фиктивно, ибо: а) иудейская Пасха определялась более эмпирически (непосредственными свидетельскими показаниями) и в Палестине объявлялась весьма примитивным способом (зажиганием больших огней на горах), поэтому определить ее хронологические нормы за тот период теперь совершенно невозможно и все опыты в этом направлении вполне безнадежны, б) Математический календарь официально введен у иудеев Гиллелем II в 4118 г. по иудейскому исчислению, или в 358 г. после Христа, со всеми техническими способами об исчислении Пасхи и соблюдается и поныне. Григорианский стиль нарушает его границы, а Юлианский точно соблюдает их, удовлетворяя и всем каноническим предуказаниям.

3) Григорианцы претендуют, что у них более строго соблюдается соответствие с равноденствиями эпохи Иисуса Христа и апостолов. Но а) астрономический элемент совершенно посторонен для данного предмета, и еще 3онара сказал в толковании 7 апостольского правила: “Вся заповедь этого правила заключается в следующем: чтобы христиане не праздновали Пасху с иудеями; ибо их праздник должен предшествовать, а после него должно совершать нашу Пасху”; Вальсам о н пишет: “Божественные апостолы не хотят, чтобы мы праздновали вместе с идуеями, и потому определяют, чтобы Пасха Господня совершалась у нас после совершения идуеями пасхи законной”, б) Точное соответствие в этой области невозможно уже потому, что нельзя с математической несомненностью исчислить дату Рождества Христова, а Григорианский календарь менее всего достигает этого, так как при своем опубликовании в 1582 г., чтобы установить число весеннего равноденствия, он произвольно вернулся к астрономической обстановке Юлианского календаря с 1200 лет назад от своего времени.

4) Астрономическая точность, которая пока не установлена наукой окончательно и непоколебимо, не является исключительным требованием ни одного общеупотребительного календаря: последний только регулирует и делает для нас доступным исчисление бытия, которое иначе было бы непрерывным и невосприемлемым, но в этом отношении календарь всегда был и будет условным, ибо, например, дни и ночи никогда не равны фактически и устанавливаются независимо от их реальной продолжительности (12—12 часов), при каком условии только и возможно нормальное и приемлемое для всех исчисление¹².

5) Очевидно, что и о годах это должно быть именно главным требованием, а как раз этому последнему Григорианский календарь удовлетворяет менее Юлианского. Составитель первого — врач Алоизий Люлий (Луиджи) — придерживался геоцентрической системы, полагая, что земля находится в центре неподвижно и что поэтому регулярно повторяются все годичные явления в зависимости от вращающихся вокруг нее планет (включительно и солнца). Соответственно этому он стремился зафиксировать в своем календаре тропический год, но последний не имеет постоянной величины и отстает от сидерического, или истинного астрономического лета, так что за 25.765 тропических лет разница дойдет до целого года. Поэтому Григорианский год должно всегда приравнивать к фактическому тропическому течению совершенно искусственно при помощи не периодической, а прерываемой приспособляемости. Естественно, что в нем и Пасхалия не может быть построена по принципу индиктиона (т. е. постоянного вечного указателя), и ее должно исчислять отдельно для отдельных периодов (столетий) только в границах, исчисленных предварительно пределов времени. Наоборот, Юлианский календарь, который принадлежит гению Созигена, явился при достаточном влиянии гелиоцентрической системы Аристарха Самосского и опирается на более устойчивой и независимой норме периодического вращения земли вокруг солнца. Поэтому он, базируясь на постоянной определенной величине, уравнивается с ней легче и проще, и ближе к астрономическому календарю. Отсюда происходит факт, что до сих пор в астрономическом употреблении принимают элементом времени Юлианский год (например о движении планет, комет, двойных звезд), ибо он содержит (в своей среднеарифметической единице 355 дней) точное неизменное количество единиц времени. В силу этого и передвижение эпохи равноденствия (с параллельным передвижением времен года) по всем годовым числам может совершиться только за громаднейший период времени, около 50 000 лет, а после этого начнется опять такой же круг. Но в этом передвижении нет и не может быть ничего ненормального, а только мы будем переживать, примерно, то же самое, что бывает с нашими антиподами на другом полушарии. Вместе с тем и Христианская Пасха по Юлианскому стилю, согласно требованиям церковных канонов — никогда не будет совпадать с иудейской, хотя последняя вовсе и не вычислялась астрономически, ибо соотносительный к нашей Пасхе иудейский календарь вовсе не следует за фактически совершающимися лунными явлениями.

Когда я принимаю во внимание все вышесказанное, то невольно вспоминаю слова Христовы: “Никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого; ибо говорит: старое лучше” (Лук. V, 39). А в таком случае обязательна старинная заповедь, что не надо передвигать древней межи, которую положили наши отцы (Притч. XXII, 28). Поэтому, пока нет истинной церковной нужды, без каковой получаются только соблазнительные смуты, я считаю вполне каноническим и целесообразным держаться испытанного правила: “quieta non movere!”

о нам канонами Св. Церкви.